– Чтоб и духу твоего здесь больше не было, чертовка! – крикнула она, вернувшись в дом и оставив ребенка на улице в темную, холодную ночь.
Герти в криках изливала все свое горе и злобу. Она не рыдала, как обыкновенно делают дети, а испускала частые пронзительные вопли. Герти не думала о себе, о том, что она может замерзнуть… Нет, она думала только о единственном существе, которое она любила и которое погибло такой лютой смертью. Обессилев, она легла ничком у стены и не видела и не слышала ничего, что делалось вокруг.
Вдруг она почувствовала, что кто-то ее поднимает. Это был фонарщик. Узнав Герти, он начал расспрашивать, что с ней случилось. Но Герти только твердила: «Моя кошечка! О, моя кошечка!»
– Как, та, которую я тебе дал? Ты потеряла ее? Не стоит из-за этого плакать.
– Нет… Не потеряла… О! Бедная моя кошечка! – в отчаянии кричала девочка.
В то же самое время бедное дитя кашляло так сильно, что Труман испугался за нее. Старик не знал, как ее успокоить; он говорил, что она сильно заболеет, что ей надо идти домой.
– Нет, нет, она меня больше не пустит, – ответила Герти, – да я и сама не пойду!..
– Кто тебя не пустит? Твоя мать?
– Нэнси Грант.
– Кто такая Нэнси Грант?
– Злая женщина, которая утопила моего котеночка в кипятке!
– А где же твоя мать?
– У меня нет матери!..
– Чья же ты, моя бедная крошка?
– Ничья.
– У кого же ты живешь?
– Жила у Нэнси Грант, но я ее ненавижу! Я бросила полено ей в голову, и жаль, что не убила…
– Молчи, молчи. Нельзя так говорить. Постой, я потолкую с ней.
Фонарщик пошел к дому и хотел повести за собой Герти, но та сопротивлялась, да так энергично, что он вынужден был оставить ее на улице. Он вошел прямо в комнату, где Нэнси в этот момент перевязывала себе голову старым платком, и стал говорить, что надо взять ребенка с улицы, что девочка замерзнет.
– Пусть мерзнет! – ответила Нэнси. – С меня довольно! Это какое-то проклятие, какое-то дьявольское отродье! Удивляюсь, как я могла держать ее до сих пор. Надеюсь никогда больше ее не видеть. А что, по-вашему, я должна взять ее? За то, что она пробила мне голову?!
– Но куда же ей деваться? – сказал Труман. – Ведь в такой мороз она может замерзнуть и умереть.
– Да вам-то что за забота? Берите ее к себе, коли хотите, а я уж довольно терпела от нее! Пусть замерзает, мне это безразлично. Но не бойтесь: эти дети, которые появляются неизвестно откуда, не так-то легко погибают. Это дитя улицы, пусть город о ней и позаботится; и вы поступите разумнее, если пойдете своей дорогой и займетесь своими делами.
Труман не стал настаивать. Горящие гневом глаза Нэнси, ее угрожающий вид не предвещали ничего хорошего, и он предпочел благоразумно удалиться, прежде чем разразится буря.
Когда он вернулся, Герти уже не плакала.
– Ну, вот, – сказал он, – она не берет тебя.
– Какое счастье! – воскликнула девочка.
– Куда же ты пойдешь?
– Не знаю. Можно мне пойти за вами и смотреть, как вы будете зажигать фонари?
– А потом? Где ты будешь спать?
– Уж и не знаю. На улице, наверное. Буду смотреть на звезды. На улице не очень темно. Вот только холодно!..
– Холодно? Да ведь ты замерзнешь раньше, чем настанет утро.
– Что же тогда делать?
Труман со страхом смотрел на Герти. Он не мог оставить ее на улице, да еще в такой холод. Но что делать? Привести ее к себе? Он был беден и жил один.
Страшный приступ кашля, который в этот момент сотряс грудь ребенка, рассеял неуверенность старика. Взяв Герти за руку, он сказал ей:
