Фонарщик - страница 6
– Поймать тебя? – шепчет он. – О нет! Ты останешься у меня, дорогая малютка, обещаю тебе. Ты одна на белом свете, я тоже один…
Глава IV
Будем любить друг друга
На следующее утро Герти проснулась в лихорадке; голова болела, все тело ныло. Оглядевшись, она увидела, что одна в комнате, но заметила яркий огонь в очаге и приготовления к завтраку.
Поначалу ей было трудно сообразить, где она. Но вспомнив произошедшее накануне, вспомнив о добром старом Трумане и о новом доме, который он дал ей, девочка просияла.
Она поднялась и подошла к окну, чтобы посмотреть, что делается во дворе. Вдруг голова у нее закружилась, в глазах потемнело, и Герти упала на пол.
Когда Труман вернулся, то очень испугался, найдя девочку без чувств. Он сразу понял, что́ с ней случилось. Еще ночью увидев, как сильно больна девочка, он не удивился тому, что она упала в обморок. Старик уложил ее в постель.
Три недели Герти пролежала в лихорадке между жизнью и смертью. Неуклюжий и неловкий, Труман ухаживал за ней, как самая нежная мать. Когда девочке было очень худо, он носил ее на руках и убаюкивал, как маленького ребенка.
Герти была само терпение. Иногда она не спала целыми ночами, страдая и от болезни, и от скуки, вызванной долгим лежанием, но – ни стона, ни звука! Она не хотела будить старика, спавшего рядом с ней на полу. А когда он брал ее на руки, Герти старалась не показать даже самой сильной боли; девочка делала вид, что ей лучше, что она спит, чтобы Труман положил ее и сам немного отдохнул. Ее маленькое сердце было полно любви и благодарности к доброму старику, и много времени Герти проводила в размышлениях о том, что́ она могла бы сделать для него, когда выздоровеет, и спрашивала себя, сможет ли быть полезной ему в чем-нибудь.
В первые дни болезни Труман, уходя, уговаривал девочку лежать смирно, а чтобы ей не вставать, оставлял поблизости все, что могло ей понадобиться.
У Герти начался бред, и она ничего уже не сознавала.
Однажды после долгого, спокойного сна девочка пришла в себя и увидела у постели женщину с шитьем. Герти приподнялась, и та тотчас же наклонилась к ней и стала уговаривать больную быть умницей и лежать смирно.
– А где же дядя Тру? – спросила Герти (так она называла старика).
– Он сейчас придет, дитя мое, – отвечала женщина. – Ну, что? Лучше тебе?
– О, гораздо лучше! Я долго спала?
– Очень долго. Ложись опять и лежи спокойно. Я дам тебе немного ромашки, тебе это будет полезно.
– А дядя Тру знает, что вы здесь?
– Конечно, знает. Это он меня позвал.
– Позвал? Но откуда же?
– Из моей комнаты; я живу в другой части дома.
– Мне кажется, вы очень добрая, – сказала Герти. – Почему же я не видела, как вы вошли?
– Ты была очень больна и никого не узнавала. Но теперь начнешь поправляться.
Добрая женщина приготовила отвар из ромашки и, напоив маленькую Герти, вновь принялась за шитье. Герти легла, повернулась к своей новой приятельнице и, устремив на нее свои большие черные глаза, смотрела, как та шьет.
– Ну-ка, – сказала соседка, – как ты думаешь, что я шью?
– Не знаю, – ответила Герти.
Тогда женщина расправила свою работу: это было ситцевое платьице для девочки.
– Какое хорошенькое платьице! – воскликнула Герти. – Это для вашей дочки?
– У меня нет дочки, у меня только мальчик, Вилли.
– Какое красивое имя! – сказала Герти. – А он добрый?
– Добрый? Это лучший мальчик в мире! И самый красивый, – прибавила женщина, бледное, болезненное лицо которой просияло от материнской гордости.