– Видел его глазищи? – спросил Филипп, когда они вышли на воздух.
– Глазищи – фигня! Я стоял рядом и чувствовал жар доменной печи. Это ж надо – столько жадности в одном человеке! Вот скажи, почему некоторые такими бывают? Выиграли в твоем казино – отнесись к этому нормально, улыбнись, скажи «всего доброго», и завтра же к тебе придут снова. А при таком раскладе мне неприятно туда возвращаться.
– Я тоже задавался вопросом, отчего такими становятся, – сказал Филипп. – Может, его кто обидел?
– Какая разница, Филя! – отмахнулся Мешок. – У нас с тобой шестьдесят тысяч! Срочно выпить! Такие победы просто необходимо отмечать.
Показались фары, мелькнули шашки такси.
– Придумал, куда отправимся? – спросил Филипп.
– Я рассчитываю на тебя. Но знай, сегодня мы будем делать то, что претит природе экономиста: будем ужасно расточительными.
– Мне ни разу не доводилось столько тратить, поэтому лучшее, что могу предложить, – по-прежнему пиццерия. Закажем большую свежую пиццу и с удовольствием слопаем. Да и незачем, как ты говоришь, тратить всю сумму.
– А выпить? Я устал, хочу пивка, чтобы немного расслабиться.
– Уверен, его там достаточно.
– Ладно, на крайняк там и решим, куда двигать дальше.
В пиццерии – большие красные диваны, широкие столы, светло, комфортно и приятно пахнет съестным. Посетителей почти нет, занято всего два столика. Михаил и Филипп сели в дальний угол, где потемнее. Меню толстое, с ламинированными страницами. Пару минут выбирали пиццу, остановившись на примитивном варианте, где основные компоненты – курица, помидоры и какой-то мегаособенный швейцарский сыр. Им сказали, что будет готовиться минут двадцать пять. Но свежая пицца заслуживает ожиданий. Мешок попросил две кружки самого лучшего светлого пива, но вмешался Филипп:
– Нет, погоди-ка, – запротестовал он, – мне лучше чаю.
Мешок выпучил глаза.
– Ты чё, Филя, с ума сошел? Давай-ка пить вместе.
– Не хочу.
– Обижусь.
Официантка крутила головой, держа карандаш наготове.
– Одну кружку, – согласился Филипп, откинувшись на спинку дивана.
В назначенное время две официантки внесли в зал пиццу. Пространство заполнилось соблазнительным ароматом. Кто был в заведении, даже приподнялись посмотреть на благоухающее чудо.
Мешок лопал восторженно. Он, как и Филипп, устал от однообразной еды, готовящейся на плите общежития. По пальцам стекал теплый жир, нижняя часть лица, в особенности подбородок, тоже была в этом блестящем жиру. Мешок, в отличие от Филиппа, в процессе еды ни разу не воспользовался салфетками. И глотал, глотал, глотал. Когда с пиццей было почти покончено, потянулся за последним куском, вопросительно взглянул на товарища и, когда тот кивнул, схватил с облегчением, затолкал в рот, но на том не закончил. Не смущаясь, собрал по углам коробки крошки, кусочки помидоров, сковырнул расплавленные остатки сыра. Филиппа забавляло такое поведение.
– Меня не волнуют, – произнес Мешок.
– Ты о чем?
– О выигранных деньгах, – пояснил он. – Меня не волнуют твои отмазки и не интересует, что ты скажешь, когда я предложу тебе половину.
– В смысле? Зачем мне половина? – не понял Филипп.
– У нас шестьдесят кусков, – напомнил Мешок. – Тридцать я поднял за столом, тридцать у игрового автомата, к которому, между прочим, я бы ни за что не подошел, если бы ты не подсказал. Исходя из этого, второй выигрыш принадлежит тебе и распоряжаться им будешь ты.
