- Молодец, девочка, - мурлычет она - по-другому я этот
низкий голос с бархатными нотками назвать не могу. – Нашла верную дорогу.
Ивановский, до этого примостивший свою тушку на диванчике,
вскакивает, глядя на Романа Игоревича с тошнотворным подобострастием, и
медленно осторожно подходит к нам. Заламывает пухлые волосатые ручки, впивается
водянистыми глазами в шефа и лопочет:
- Роман Игоревич, как же так… Я вас так ждал, так ждал…
Станки…
Тот смотрит на Ивановского как на насекомое, закрывает глаза
и глубоко вздыхает, очевидно, пытаясь успокоиться. Я же отвожу от Доминики
взгляд, отхожу на пару шагов от нее, пытаясь скрыться от заинтересованного
пристального взгляда. И ловлю взгляд притихшей Наташки, которая все так же
сидит рядом с Верочкой. Она смотрит на Романа Игоревича обожающим взглядом.
Прищуриваюсь. Все еще любит?
«Ничего тебе не светит, конфетка. Не в этой жизни».
- Роман Игоревич… все ждут вас… - лопочет Ивановский.
- Подожди еще минут пятнадцать, - отвечает ему Роман
Игоревич.
- Не буду отвлекать тебя, - прохладно улыбается шефу
Доминика, а затем кидает Наташке: - Пойдем.
- А мне что делать? – шепчет Верочка.
И столько голосов, столько лиц вокруг, что голова кругом. И
кажется – будто я нахожусь в эпицентре всего. Это чертовски пугает.
- Адель Александровна, - в голосе Романа Игоревича звенит
сталь. Я подхожу к нему на негнущихся ногах и встречаю взгляд, полный холодной
ярости. – Пройдемте ко мне в кабинет. Решим пару вопросов.
Когда все лишние люди оказываются скрыты дверями, Роман
Игоревич резко поворачивается ко мне.
- Авдеева, - произносит он с плохо скрытым бешенством. – Что
за дурдом здесь происходит? Зачем ты впустила сюда Доминику?
- Я подумала, что вам будет интересно её увидеть, - невинно захлопав
ресничками, проговариваю я заученную ложь.
Роман Игоревич нехорошо прищуривается. Он не верит мне, -
приходит осознание. От этого немного обидно, но ещё и немного приятно. Знает
же, черт побери, с какой лёгкостью я могу врать. Знает меня.
Нечем, конечно, гордиться. Но почему-то моё глупое сердце
радостно бьётся, когда я думаю об этом.
- И поэтому ты не удосужилась предупредить меня об этом, -
ледяным тоном произносит он.
- Это случилось внезапно, у меня не было времени, чтобы
вас...
- И Ивановского тоже не было времени предупредить? -
поднимает Роман Игоревич бровь.
На это мне нечего ответить. Правду? О том, что я позорно
подслушала разговор, приложив ухо к стене? Никогда. Ни за что. Пусть лучше меня
уволит.
- Что молчишь?
- Я... растерялась. Я ещё не полностью здесь освоилась. И её
появление застало меня врасплох, - сочиняю на ходу.
Роман Игоревич насмешливо смотрит на меня, качает головой и подходит
к своему большому дубовому столу. А я всё никак не могу поверить, что тот
классный нелюдимый парнишка, который понравился мне ещё в университете и этот
деловой властный мужчина в дорогом костюме - один и тот же человек. Что тот,
кто рычал мне в губы о том, что я принадлежу ему, сверкая глазами, и этот
холодильник на ножках - действительно Роман Аверьянов, тот, кто всю душу мне
вымотал.
Иногда я так его ненавижу. Но потом понимаю, что моя
ненависть настолько всеобъемлющая, что порой в ней меркнет весь мир. Она
заставляет меня каждый день ездить к нему домой, выбирать ему галстуки, костюмы
и часы, составлять расписание его работы и отдыха. Она заставляет меня
запоминать, что он любит крепкий холодный кофе по утрам, и не любит лишнюю
болтовню, пока толком не проснулся.
