Отец Ликаса когда-то рассказывал, что церковь строил польский католик-архитектор. И не так уж долго она была открыта. Это не была старинная церковь. Ей не повезло иметь историю. Советская власть уничтожила ее настоящее, но не будущее.
– Мать, тварь! – сплюнул Йонас. – Ни копейки не дает. – В Москву хочешь?
– Еще бы. Как мы там жили! И сама ведь, шлюха, переспала с кем-то, отец ее и выгнал. Он бы не за дело не выгнал. У меня в Москве все: отец, бабушка, дедушка, за городом дача, собака своя была…
– За каким рожном ты поехал?
– Пожалел ее, ну и из любопытства…
– Меня тоже мать в Москву не пускает, – произнес Ликас.
– А ты там чего забыл?
– Там бабушка. Она классная…
Юргис молчал, он деловито закапывал в мерзлую пыль картошины, раскладывал сверху розжиг. Спички долго не давались, затем одна, пятая или шестая, зашипела, дымясь, осветила алым, пригашенным светом безголовый придел. – Я выйду, – сказал Юргис.
– Чего забыл?
– Ветерка.
– За колонну зайди.
– Обалдел? Знаешь же, я в церкви не могу… – Юргис вышел, шаги его тихо раздавались в холодном воздухе.
Огонь горел. В гробовой тишине Ликас и Йонас увидели человека. Он стоял перед ними и смотрел в упор. Вздохнул, не произнеся ни слова, ушел прочь.
Время замерло. Вернулся Юргис.
– Чего с вами?
Ликас и Йонас обернулись на него одновременно, отходя от остолбенения.
– Что случилось? Ликас?!
Ликас услышал вопрос сквозь пульсацию крови.
– Ты никого не встретил? – спросил он Юргиса голосом, которого сам не узнал.
– Нет.
– Кто это был? Ты же видел? – глухо произнес Йонас, смертельно бледный.
Юргис, обескураженный, шепотом начал выяснять, что случилось. Безмолвного человека видели оба, то есть он не был галлюцинацией. Только Ликас утверждал, что человек был гигантского роста, Йонас – что обычного.
Костер тушил Юргис. У Ликаса дрожали руки. Он вообще не помнил за собой такого оглушающего страха. Гнев, ненависть, обида – это было, но ужас такой – нет.
– Пойдем скорей, скорей! – зашипел он Юргису сквозь тошноту. В ушах шумело так, что он мог упасть и не способен был взять себя в руки.
Йонас на ватных ногах шел рядом, ему, очевидно, было плохо, но он неожиданным усилием воли справился с собой.
Юргису было жутко и смешно. Его-то никто не напугал, но последствия настораживали. «Что они видели? Тень на стене от костра. Случайного бездомного», – думал он. И радовался, что сам не наткнулся на него, когда ходил один.
Ликаса начало отпускать, только когда он, простившись с друзьями, пошел по довольно людной улице к дому. У подъезда старухи Агне и Габия зло сверкали стеклянными северными глазами. И это было очень по-родному.
Он уснул под утро, измученный сумасшедшим сердцебиением. Кошмарный сон был неглубоким и смешивался с явью.
– Вставай в школу! Орал всю ночь, – ворчала мать.
* * *
– Пап, а наша церковь в честь какого святого? – спросил вечером Ликас у отца. У них был период примирения, и они общались.
– Не помню.
– А с ней не было странных каких-нибудь историй?
– Что странного? Разорили, разграбили коммуняки. Такие, как твоя мать.
– Может, в ней повесился кто?
– Призрака, что ли, там увидел?
– Нет.
– Уроки лучше учи, церковник…
* * *
Советское воспитание не оставляло места мистицизму, но Ликас снова и снова крутил в голове воспоминание о гигантском человеке.
Через несколько дней пошли в церковь. В компании был еще Симонас с приемником и сигаретами. Все как-то очень развеселились, и страха не было. Симонас вообще не знал о том случае.
