— Привет. — Мазнув по моему лицу мимолетным взглядом, Стёпа поднимает руку и прихватывает чашку с верхней полки.
Я смотрю на него. Принципиально, демонстративно, не отрывая от него своего острого внимания, чтобы он с мельчайшими составляющими смог прочувствовать силу моего внутреннего возмущения.
Смотрю на то, как Степан ставит чашку на стол, а затем разворачивается и, упираясь задней стороной бедер в край столешницы, складывает руки на груди.
Закрывается от меня, смотрит исключительно вперед, но не сбегает, и я решаю, что это неплохое начало.
— Степ, ты меня игнорируешь? — Я не знаю, насколько знаний языка Богдана хватит, чтобы удерживать Сару, поэтому спрашиваю о главном. О том, что сейчас меня интересует больше всего.
Вместо ответа — легкая ухмылка и взгляд в окно.
— Абсолютно нет, — следом бесцветно изрекает он.
— Нет, — подтверждаю сама себе сказанное им, чтобы прочувствовать значение этого слова, соотнести его к поведению друга и понять: может, я слишком много к себе требую? — А как тогда? — все же уточняю, потому что… ну не вяжется.
Он по-прежнему смотрит в окно, в котором маячит поздний темный вечер. А в кухне светло, и я разглядываю его профиль, ничего не говорящий мне о его эмоциях. Их просто нет на его лице.
— Как? — вновь хмыкает он.
Меня подбрасывает. Натурально подбрасывает!
Никогда, находясь рядом со Стёпой, я не чувствовала такого негодования. Я вообще уже давно не чувствовала того, что ощущаю конкретно сейчас, потому что нашла для себя гармонию, устроила для себя тот мир, в котором находилась в полном созвучии с собой, а сейчас… выхожу из-под контроля. Мою гармонию разрушает лучший друг моего детства. Человек, с которым рядом находиться было сродни тому, как в зимнюю стужу прятаться под теплым мягким пледом.
Меня буквально выворачивает от того, что я разговариваю с его ухом!
Хватаю его за локоть и насильно разворачиваю к себе лицом. Эта скала не сопротивляется.
Стёпа поворачивается и смотрит на меня так, что я начинаю жалеть, что вообще решилась заговорить с ним.
— Да что с тобой такое?! — хотелось прокричать, но жалко сиплю. Друг детства опускает лицо, бросает взгляд на мои пальцы, которыми я вцепилась в его локоть, и мне приходится тут же отпрянуть, потому что этим взглядом он бьёт меня по рукам. — Я тебя не узнаю, Степ, — с сожалением качаю головой.
— Шесть лет прошло, — напоминает он.
— Вот именно! Мы не виделись шесть лет, и мне кажется, люди, которые раньше дружили, не так должны вести себя при встрече.
— А как должны? — Стёпа обводит контур моего лица, не задерживаясь ни на чем. Просто мимолетно касается глаз, носа, губ и моих пылающих щек. Меня трясет внутри. Вполне вероятно, это заметно даже снаружи, потому что от отчаяния и его идиотских односложных ответов и таких же вопросов я впервые за десять лет хочу применить тюдан*, чтобы выбить из него всю непонятную дурь.
— Хотя бы притвориться, что рад этой долбаной встрече! — я ору.
Я ору и толкаю его в грудь.
Совершенно неожиданно для меня Стёпа перехватывает мои кисти и поднимает их над головой. Затем притягивает к себе настолько близко, что жар его дыхания плавит кожу на моем лице.
Испуганно смотрю в его ореховые глаза. Сейчас я ощущаю себя маленькой, карликом, а не бесконечной дылдой.
Он сжимает мои кисти над головой так, что они леденеют от недостаточности притока к ним крови.
— А если я не рад? — хрипит мне в лицо.
