Читать онлайн Рената Каман - Она называет меня «джаным»…

© Рената Каман, 2018

ISBN 978-5-4493-1547-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Она называет меня «джаным». В переводе с турецкого это – «моя душа». Нет, она не турчанка, просто состоит в браке с турком (она сама это так называет – «состоять в браке»).

Не могу точно сказать, сколько лет мы вместе, или дней, и что между нами. Она называет это одним из видов отношений, однако, не торопится хоть как-то этот вид обозначить, дать чёткое определение.

Мы встречаемся всегда в одном отеле, в одно и то же время, 00:15.

То, что нас связывает – это нечто большее, чем просто связь мужчины и женщины, физиология или влечение. Это невозможно спрятать внутри и благополучно позабыть – оно не даёт покоя, а долго и упорно стучится в глубины, пока не достигнет желаемого. Это то, что побеждает и не сдаётся. То, что способно сломить, переделать, перекроить. Это намного сильнее, чем ты можешь себе представить. Просто сильнее и всё – прими как данное.

Если знать наперёд, чем всё закончится, стоит ли начинать? Определённо стоит. Я из тех, упёртых, что не заглядывают в конец книги, пусть даже одним глазком, и даже если сильно хочется. Я не думаю о конце, напротив, считаю, что наше с ней время ничем и никем не определено, не ограничено, и будет длиться столько, сколько пожелаем. Возможно, это глупые и нестоящие мысли, но я действительно склонен так считать.

У неё – смуглая кожа: приобретённый цвет. Говорит, что солнце балует, покрывая светлую от природы кожу ровным и нежным цветом. Да и она сама очень нежная, всегда пахнет чем-то цветочным.

У неё – длинные тонкие пальцы на руках: «музыкальные». Кольцо на безымянном пальце делали на заказ – стандартного размера были велики.

У неё тонкие запястья, свободные от каких-либо украшений. Думаю, подобные запястья сами по себе являются украшением.

У неё длинные ногти, всегда ухоженные и без яркого маникюра. Выбирает мягкие цвета, приятные и не раздражающие глаз.

Её волосы безупречно уложены, и даже когда просыпается, не собираются в сноп, а гордо лежат на плечах хозяйки, всегда блестящие и шелковистые.

Смеётся, запрокидывая голову, делая это настолько естественно и непринуждённо, что и ты невольно начинаешь если не хохотать, то улыбаться.

Если знать наперед, что нашим отношениям отведено не больше-не меньше, чем пара лет или того меньше, год, или вовсе несколько месяцев, стоит ли начинать?

Чем ближе подпускаешь человека, чем крепче становится связь между вами, тем чаще начинаешь задумываться о конце. Банальный страх потерять. Но я не боюсь её потерять, потому что она мне не принадлежит. Это очень важно, осознавать отсутствие у человека принадлежности к чему-либо или к кому-либо. Тогда не будешь сетовать об его утере, краже или пропаже.

Однажды она сказала, что нельзя удерживать человека, если тот не хочет более находиться рядом, это нечестно. Более того, люди встречаются для определенного отрезка времени, и когда конечная точка этого отрезка достигнута, нет нужды удерживать. Случается, правда, что этот отрезок равен длине жизни, и они проходят его вместе от начала до конца.

Порой удивляюсь её мыслям, суждениям, но с каждым разом всё с большей уверенностью понимаю, что она права. Так что, если однажды она захочет уйти, стоит ли удерживать? Будет ли это означать, что наш отрезок времени достиг конечной точки?

Мы познакомились, когда мне было двадцать лет, а ей – девятнадцать. Я был полон гормонов и желания. Желания быть с ней. Сейчас мне – тридцать два, и желание переросло в надежду и бесконечное ожидание. Не то чтобы я подчинил ожиданию всю жизнь, мысли и дни – мы существуем параллельно, не причиняя друг другу ни малейшего дискомфорта.

Моя повседневная жизнь ничем не отличается от жизни большинства людей: работа, дом, налаженный быт, встречи, разговоры. Я фотограф. На данный момент, это то, чем нравится заниматься больше всего. У меня – своя студия, имя, которое у многих на слуху, не только благодаря успеху на поприще создания и обработки изображений. В своё время написал две книги, ставшие, как это принято называть, бестселлерами: читали, обсуждали, критиковали, восхищались и ждали следующую. Первая книга вышла в печать после окончания университета. Вторая написалась в рекордно короткие сроки. Однако я так и не решился посвятить оставшуюся жизнь написанию книг, потому вовсе не считаю себя писателем. Возможно, когда-нибудь будет и третья, но пока для этого нет ни сил, ни желания, ни стоящего материала. По образованию я журналист. Окончил МГУ, факультет журналистики. Именно там мы впервые и встретились. Что еще может объединить двух абсолютно разных людей? Место.

Это не была любовь с первого взгляда, о которой любят писать в книгах, говорить на свадьбах под звон бокалов. Это вообще не было любовью: взаимная симпатия. Я относился более серьёзно, для неё это было лишь лёгкое увлечение. Вне стен университета, когда заканчивались лекции и семинары, а студенты торопились туда, где их ждут или не ждут вовсе, у каждого из нас была своя жизнь, круг близких людей и вовсе не относящихся к таковым. Там были и мои строки, обрывки фраз, исписанные листы бумаги. Там было всё, кроме неё. Ни она, ни я не входили в так называемую личную жизнь друг друга, хотя мне, безусловно, этого хотелось. Хотелось молча, про себя и в тайне ото всех.

Я проводил время с девушками – более того, её подруги не единожды видели меня в обществе длинноногих и белокурых красавиц, но она ни разу не обмолвилась об этом. Да и что она могла сказать? Устроить сцену ревности? Банальность не в её стиле, равно как и подобное поведение. Да, я встречался с девушками, вернее, проводил с ними время, не более того. Постоянных отношений в то время не сложилось. Возможно, от того, что сжимал не ту ладонь, которую хотелось бы, и смотрел не в те глаза, о которых писал на обрывках листков.

Пока звонили другие, ждал её звонка. Когда закрывал дверь не за той, что хотелось бы, ждал, что придёт именно та. И однажды ночью она пришла. Просто так, без причины. «Ты не мог бы объяснить водителю, как проехать к твоему дому?» – спросила она, как ни в чём не бывало, так, словно мы созванивались каждый день. Я опешил. Затем ждал возле подъезда. Было душно и было лето. На ней – лёгкое платье лимонного цвета и босоножки. Она, улыбнувшись, протянула мне руку: «Ты живёшь в лабиринте, кролик». Тогда не понял смысл этих слов, но сейчас понимаю. И это было вовсе не о представителях семейства зайцевых и не ласковое обращение. Затем мы вечность поднимались на лифте. Она смотрела на меня, а я увлеченно читал надписи на стенах лифта, которые и так знал наизусть, перечитав не на раз, ежедневно спускаясь и поднимаясь. Переступив порог квартиры, она сняла босоножки и на цыпочках прошла на кухню так, будто делала это каждый день. Мы пили свежезаваренный чай, и она говорила, не умолкая. А я смотрел в глаза, те самые. Затем она ушла. Просто взяла и ушла. Я предлагал остаться, и в тот момент жаждал вовсе не физической близости: просто хотелось, чтобы она осталась. Мне до сих пор этого хочется: чтобы однажды она пришла и больше не уходила. Правда, сейчас это нечто более осознанное, нежели тогда. Тогда всё было немного иначе: ощущения, мысли, чувства. Тогда мы были значительно моложе.

Помню, однажды предложил выйти за меня замуж. Внезапно, без пафоса и специальной обстановки, за пять минут до начала лекции. Мы стояли возле аудитории в окружении огромного количества людей, посреди голосов и звуков. «Выходи за меня» растворилось в воздухе. Она засмеялась, сочтя за глупость. В тот момент я был абсолютно серьёзен.

Не могу сказать точно, когда, но влюбился – накрыло с головой. Она же продолжала улыбаться, порой сжимая мою ладонь, соблюдая при этом дистанцию. Она построила между нами незримую стену, сквозь которую, как ни пытался, не мог пробиться. Между нами не было ни романа, ни связи, ничего, что хоть отдаленно, но напоминало бы отношения.

Она не скрывала, что в её жизни был мужчина – всегда была предельно откровенна. Она и сейчас откровенна и честна. Тогда же это была грустная история той части её жизни, к которой я не мог прикоснуться. Тогда и себе не мог признаться, что дико ревновал, сжимало где-то в области груди, когда она разговаривала с ним по телефону (в том, что там, по другую сторону провода, был он, я не сомневался). Порой ненавидел его за то, что причиняет ей боль, и ненавидел себя за то, что не могу это остановить. Порой она пребывала в неком подавленном, отстраненном, потерянном состоянии, и я сразу понимал: причиной тому был он. Она любила, он ей врал. Она продолжала любить. Я не знал всех подробностей истории, но ситуация была ясна. И эта ситуация мне не нравилась. Я понимал, что обязательно придёт время, и история закончится, вот только не смог дождаться этого момента. Однажды я просто сдался. Однажды я отступил.

После окончания университета наши дороги разошлись, чтобы однажды пересечься вновь.

Я бы мог написать о наших отношениях. Получилась бы неплохая история, возможно, романтическая, и обязательно с грустным концом. Я бы мог выдумать что-то из ряда выходящее, что не укладывается в рамки, шокирует непристойностью, не знает границ. Я бы мог придумать роман и со счастливым концом – так, чтобы все улыбнулись, возможно, даже прослезились. Но, к сожалению, нет желания что-либо выдумывать, особенно финал, не важно, счастливый или грустный. Ведь я не знаю наверняка, чем всё закончится, и закончится ли вообще.

Часто задумываюсь, почему, как только – о любви, так пальцы стынут, застывают над клавиатурой. И мысли тут же пасуют. Порой сдаешься и выключаешь ноутбук. Не пошло, думаешь. Почему так сложно писать о любви? Я знал одного такого, талантливого: строчки складывались сами собой, без лишних задумок и поправок. Я же пока не решаюсь, хотя однажды обязательно попробую, да и пальцы скучают: им так нравилось. Вот решусь и попробую, поразминаю пальцы. Однажды напишу и о ней. А пока поскладываю в коробочку памяти кусочки дней, моментов, ощущений, порой незримо, но связанных с ней.

У неё на шее – тонкая цепочка с двумя кулонами в виде букв «А» и «М», на безымянном пальце левой руки – два карата, на лодыжке – небольшая татуировка: что-то на турецком, маленькая родинка – на предплечье.

Говорит, что он «иш адамы» – что это значит, для меня остаётся секретом. Знаю, у её супруга свой бизнес в Турции, зовут Мехмет – ну и имя – хотя, стоп, это ревность. Там, в Турции, у всех такие имена, непривычные нашему слуху.

У неё – свой журнал, который издаёт одна московская типография, и небольшой ресторан в Анталии. Говорит, там вкусно готовят. «Когда-нибудь обязательно отведаю», – отвечаю не без улыбки.

У них – свой дом в Анталии. Анталия – вообще отдельная история. Говорит, что дома и квартиры в Турции на порядок лучше наших, российских: намного больше и просторнее. У неё есть квартира и в Москве. Никогда не знаю, где она находится: в Турции или здесь, в Москве. Приезжает в столицу, затем – обратно, в Турцию, к нему. Её визит в Москву – это временной промежуток, всегда разный: может растянуться на неделю, порой полторы, а может составить всего лишь пару дней.

За день до приезда она присылает сообщение или звонит. Я не звоню, даже если есть подобное желание – договорённость, что соблюдается в течение наших отношений. Когда-нибудь обязательно подсчитаю эту протяженность в днях, чтобы назвать точное число. Пересиливаю себя, чтобы не набрать заветные цифры номера. Порой хочется послать сообщение, пусть даже о том, какая сегодня погода: шёл ли дождь с утра либо светило солнце, чтобы просто почувствовать, что мы рядом, на связи. Однако откладываю эту затею в темный ящик, либо пишу текст предполагаемого сообщения на бумаге – сколько у меня этих листков с текстами накопилось! Однажды обязательно покажу их ей.