Фрэнни и Зуи - страница 8

Лэйн доел улиток. Он сидел с нарочито бесстрастным видом.

– Он получил превосходные отзывы, – сказал он. – Ты слала мне отзывы, если помнишь.

Фрэнни вздохнула:

– Ну хорошо. Окей, Лэйн.

– Нет, то есть ты полчаса так говорила, словно ты единственный на свете человек, наделенный здравым смыслом, критическим взглядом. То есть, если лучшие критики решили, что он превосходно сыграл в этой пьесе, может, так и есть, может, ты не права. Не приходило такое на ум? Знаешь, ты еще не вполне достигла такой зрелой, старой…

– Он был превосходен, если говорить просто о таланте. Но, чтобы сыграть Молодца как следует, нужно быть гением. Гением, вот и все – ничего не поделаешь, – сказала Фрэнни. Она чуть выгнула спину, чуть приоткрыла рот и положила руку себе на макушку. – Мне так сонно и странно. Не знаю, что со мной такое.

– А сама ты гений?

Фрэнни убрала руку с головы.

– Ой, Лэйн. Пожалуйста. Не надо так со мной.

– Как «так»?..

– Я только знаю, что схожу с ума, – сказала Фрэнни. – Меня уже тошнит от этих эго-эго-эго. Моего и чьего угодно. Тошнит от всех, кто хочет добиться чего-то, сделать что-то выдающееся и все такое, быть кем-то интересным. Это отвратительно – правда, правда же. Мне начхать, кто что говорит.

На это Лэйн приподнял брови и откинулся на спинку прежде, чем заговорить.

– Ты уверена, что это что-то большее, чем страх конкуренции? – спросил он с наигранным спокойствием. – Я в этом не слишком разбираюсь, но готов поспорить, что хороший психоаналитик – то есть по-настоящему компетентный – вероятно, воспринял бы такое высказывание…

– Я не боюсь конкуренции. Совсем напротив. Разве не ясно? Я боюсь, что буду конкурировать – вот что пугает меня. Вот почему я бросила театральный факультет. Только потому, что я так ужасно хорошо перенимаю чужие ценности и мне нравится, что люди аплодируют мне и беснуются, не значит, что так и должно быть. Я этого стыжусь. Меня тошнит от этого. Тошнит от того, что не хватает смелости быть абсолютно никем. Тошнит от себя и всех вокруг, кто хочет вызвать какой-то всплеск. – Она ненадолго замолчала, затем вдруг поднесла стакан молока к губам. – Я так и знала, – сказала она, ставя стакан обратно. – Это что-то новое. Зубы у меня чудят. Стучат. Я чуть не укусила стакан позавчера. Может, я совершенно сбрендила и сама не понимаю. – Официант подал Лэйну лягушачьи лапки и салат, и Фрэнни взглянула на него. Он, в свою очередь, взглянул на ее нетронутый сэндвич с курицей. И спросил, не желает ли молодая дама поменять заказ. Фрэнни поблагодарила его и отказалась. – Я просто очень медленная, – сказала она.

Официант, уже немолодой, казалось, окинул взглядом ее бледный влажный лоб, затем кивнул и ушел.

– Не хочешь воспользоваться? – сказал вдруг Лэйн и протянул ей сложенный белый носовой платок. Голос его звучал сочувственно, по-доброму, несмотря на какое-то извращенное желание быть бесстрастным.

– Зачем? Мне нужно?

– Ты потеешь. То есть не потеешь, а лоб у тебя слегка влажный.

– Да? Какой кошмар! Извини… – Фрэнни подняла сумочку, открыла и стала в ней рыться. – У меня где-то «клинекс».