Горькой вылиты остатки,
А стакан с горбушкою
По традиции армейской рядышком стоит.
Дым от газовой атаки
Стлался над опушкою,
Там, где без противогазов полк их вечно спит.
Обожгла нутро корнету
Самогонка крепкая,
Грудь сдавило от удушья, в горле встал комок.
Как тогда – в атаку эту —
Газ душил, свирепствуя.
Только Бог да конь каурый жизнь спасти помог.
Сквозь туман, от хлора жёлтый,
По земле отравленной
На опущенных поводьях конь его тащил.
У реки упал, тяжёлый,
С пеной окровавленной,
Шаг дойти до водопоя не хватило сил.
Молча слушает поручик
О войне истории.
Сам-то он в германскую сполна повоевал.
Страх в бою – плохой попутчик,
Храбрость – путь к виктории,
Пуля-дура с ног любого свалит наповал.
Залегла в окопах рота,
Ждали наступления.
Немчура с зимы готовил фланговый прорыв.
Вот и чуткая природа
Своим потеплением
Подтверждала, что закончен мирный перерыв.
Жизнь давала знать во многом:
Почками на веточке,
Бесконечно синим небом, талостью земли.
Сколько ей ходить под Богом?
И с солдатской весточкой
Пролетали над полесьем к дому журавли.
Взвод поручика в засаде
Ожидал противника,
До рассвета оставалось ровно полчаса.
Вдруг, как гром небесный, сзади —
Пушки из осинника
Заглушили в ранней сини птичьи голоса.
Немцы с тыла налетели,
Подавив внезапностью.
Дрогнул взвод, заколебался, силы неравны.
Как солдатики хотели
С неподдельной завистью
Взвиться стайкой воробьиной посреди войны!
Над разрывами снарядов,
Над полями минными,
Выше всполохов орудий, пепла и огня.
Ввысь взлетев, с мольбой из ада,
К Господу с повинною.
Ниспошли побед им славных, от врагов храня.
Всё смешалось: части тела —
С глиной окровавленной,
Прутья вербы – с серпантином пулемётных лент.
Смерть поручика задела
Сталью переплавленной
И пробила обе ноги в области колен.
Взвод, не выдержав напора,
Начал отступление.
Из окопов вылезая, в панике бежал.
Не надеялся, что скоро
Будет подкрепление;
Вряд бы кто его от бегства силой удержал.
Вдруг сквозь грохот крик прорвался
Выстрелом в предсердие:
«Стой! Куда же вы, солдаты?! Раненые здесь!»
А храбрец тот оказался
Сестрой милосердия:
«В бой, ура! Вперёд, солдаты, где же ваша честь?!»
Белым ангелом взметнувшись
Над кровавым месивом,
В полный рост навстречу пулям бросилась сестра.
Замер взвод, но, развернувшись
Перед страхом массовым,
Устремился вслед за ней под возгласы «ура».
Неприятеля в окопах
Били врукопашную,
Оттеснив его с позиций, обратили в бег.
Степь, сожжённая, в осколках,
Стала чёрной пашнею,
Вся усеяна телами мёртвых и калек.
А у бруствера в сторонке,
Где в осину старую
Прилетел и разорвался вражеский фугас,
Лишь нашли на дне воронки
Сумку санитарную.
Кто же подвигу сестрички должное воздаст?
Немцы сутки осаждали
Взвод по обе стороны.
Сколько раз окоп передний к ним переходил.
Ну а рядом наседали
На убитых вороны.
А живым их клюв поганый раны бередил.
Этот бой не как другие —
Навсегда запомнился.
Ждал поручик участи: погибель или плен.
Вести вдруг пришли благие:
Подоспела конница;
А в тылу, как оказалось, ждали перемен.
Петроград свобод добился,
Поднялось восстание.
На его защиту встала тьма солдатских масс.
Фронт германский развалился,
Началось братание.
Не об этом ли Вертинский с болью пел романс?
Пел о тех, в кого стреляли —
В поросль невоенную,
Без причины погубили классовой враждой.
Среди тех, кого послали
На погибель верную,
Был и младший брат корнета, юнкер молодой.
Над пустой солдатской церквой
Крест стоял надломленный.
Перед ним к присяге новой был благословлён
