Зачем же он домой идет?! К Наталье – в другую сторону! Совсем мозги заморочила… Сжал зубы – желваки заиграли на скулах – зашагал назад.
Издали увидел ее, под фонарем. Ничего – свернет в парк, пройдет аллеей, не заметит… Как-то она странно стоит – на одной ноге, спиной прислонилась к столбу. А другую поджала. Туфлю сбросила, ей-богу. Так и есть – нагнулась, рукой что-то там ковыряет…
Борис поравнялся с аркой – загремел, нагоняя, трамвай – оглянулся: «единичка», – не сворачивая, пошел к остановке, прибавил шагу.
– Эй!..
За трамвайным грохотом она не услышала – суетилась, торопливо надевая туфлю, видно, никак не удавалось, трамвай уже стоял, откуда-то появившийся мужчина полез в дверь, двое сошли, направились навстречу Борису, заслонив ее, – Борис выскочил на дорогу, увидел, как она скачет к трамваю, туфля в руке, – заорал:
– Эй!!..
Она оглянулась. Двери задвинулись, трамвай, громыхая и повизгивая, умчался.
Так и стояла: разутая нога полусогнута, пальцы едва касаются булыжника (па-де-де!), повернувшись к Борису, смотрела не мигая, улыбалась – совсем как тогда, у театра, только на щеках две невысохшие слезинки.
Борис подошел – почти подбежал – схватил за локоть, потащил на тротуар:
– Пойдем…
– Туфлю, туфлю надену!
Отпустил, приготовился ждать – но она мигом надела, пристукнула ногой, поморщившись, – опять улыбнулась Борису в лицо. Тот криво усмехнулся, тронул за локоть, и они пошли.
Она поглядывала на ноги, старалась не хромать. Тащилась сзади, Борис нетерпеливо опережал на пару шагов. Отведет – и бегом к Наталье…
– Почему хромаете? – бросил через плечо. Молчать было невмоготу.
– Дура я… Новые туфли надела. Целый день в них, ноги распухли… А как на лавочке сняла – совсем теперь не лезут… Не надо было снимать…
Свернули в парк, она оглядывалась, узнавая.
– Парком короче, – сказал Борис.
Ветер здесь не доставал, с шелестом запутываясь в ветвях.
– И из дому до Москвы поездом?
– Поездом.
Тянуло сыростью, прелым листом, грибами.
– И во сколько же прибыли?
– Утром, в одиннадцать.
Нормально – значит, выспалась. Чего ж она зевает и зевает?.. Давно уже шла, плотно обхватив себя руками, съежившись, смотрела под ноги. По классическим канонам, теперь он должен набросить на нее свою куртку…
Резко остановился, она ткнулась в него, налетев – отшатнулась, подняла лицо:
– ?..
– Вещи! Где вещи?
– А… – отвернулась, махнула рукой. – Там!..
– Где – там? В камере хранения?
– Да. Чемодан.
– Надо съездить, забрать…
– Нет-нет! Там ничего такого! Не надо!
Торопливо зашагала дальше.
Борис догнал. Не надо – так не надо. Не хватало еще и на вокзал переть. Наталья уже ждет… Проворчал:
– Зачем тащила, если ничего такого…
– А я и не тащила. – Не смотрела на Бориса, но он видел – слышал – что улыбалась, голос зазвучал по-новому, звонко, до сих пор еле слышно было. – Я – вот так! – развела руки.
– Как – так? Совсем без ничего?
– Совсем! Вот… – запустила руку в бездонный карман юбки, выудила кошелек, – здесь деньги. И все! – И бросила кошелек обратно. – А зачем – вещи? Мне только поговорить… с вами… часик, думала, – и назад.
– Авантюристка…
– Чё?
О, прорвалось – нашенское. Улыбнулся:
– Да ничё. Ненормальная ты, говорю… А в поезде как же? Переодеться, на ночь, всякое такое?
– А зачем? Я – в общем.
– В общем вагоне? – Даже приостановился. – Сидя? Двое суток?
– А чё? Я здоровая – сидя сплю. Спала. – Зевнула широко. – Пойдемте, а? Спать хочу.
