Однако надо было все же идти домой. Возможно, там уже ждал Морской. Обходя темный университетский сад десятой дорогой, Ирина решила держаться ближе к фонарям у Мироносицкой церкви. Переходя на другую сторону Карла Либкнехта, балерина чуть не упала, поскользнувшись на заледенелой брусчатке, вскрикнула и не на шутку испугалась, что привлекает к себе лишнее внимание.
«Зря я взяла шубу! – пронеслось в мыслях Ирины. – Манто, пусть в нем я бы продрогла, словно мышь, но хоть свое. Если снимут, не надо будет ни с кем потом объясняться. А так – казенное сопрут, доказывай потом, что не торгуешь костюмами и реквизитом…»
Никаких таксомоторов, конечно, видно не было. На перекрестке стояли одинокие сани, но от одной мысли, что придется самой договариваться с извозчиком, Ирине сделалось дурно.
– Эй, стойте! – вдруг крикнули из темноты. – Стойте, я вам говорю!
«Начинается!» – подумала она и ускорила шаг.
– Ирина, подождите! – голос вдруг показался знакомым. – Неужто вы одна идете? Здесь?
«Слава Богу!» – Ирину нагонял тот самый белокурый парень Николай, который, хоть и пугал излишним панибратством, но все равно был нынче очень кстати.
– Похоже, вам начертано судьбой сегодня провожать домой всех дам Морского! – улыбнулась Ирина.
– Я думал – столь почетное задание вы можете доверить лишь друзьям! – проворчал парень, но все же любезно пошел рядом.
– Для столь юного возраста вы слишком злопамятны! – вздохнула Ирина. – Не будьте букой, я вас умоляю!
На «ты» Ирина так и не перешла, но общаться явно стала куда теплее. А может, просто Коля, после знакомства с Соней, стал менее чувствителен к обидным высказываниям Ирины. Вообще-то Николай был встрече рад. Во-первых, дом Морского лежал практически по пути к общежитию. Во-вторых, всегда приятно почувствовать себя свободным с тем, с кем всего час назад ощущал пленником, лишенным всякой воли.
У дома с табличкой «ул. Карла Либкнехта, 49» они остановились для прощания.
– Спасибо вам еще раз за Ларису! – нарушила неловкое молчание балерина. – Я и сама могла бы ее отвести, но мне так не хотелось заходить к ним в дом.
– Чтоб не встречаться с его бывшей, верно? – догадался Коля.
Ирина посмотрела как-то странно. Потом отрезала насмешливо и зло:
– Скорее, чтобы их оградить от «бывшей», – и сразу же пустилась в объяснения: – Разумеется, я «из бывших». Мать – потомственная дворянка. Отец – купец первой гильдии. Разве не заметно? – она насмешливо приподняла брови. – Но есть и хорошая новость: они меня бросили, когда драпали от большевиков. Они бросили, а Советы подобрали. Мне было 12 лет. Так что я за советскую власть, вы не бойтесь, – закончила речь она уже более спокойно. – Я всегда сообщаю свое происхождение при знакомстве, чтобы потом не было лишних сюрпризов.
– Ээээ… Как это бросили? – Николай был ошарашен. Он попытался представить бросающую его мать и не смог. – Совсем? – Ирина промолчала, а Николай вдруг спохватился. – И, это… Никаких тут нет сюрпризов. Мне лишь бы человек хороший. Правда! Подумаешь – родители дворяне. Я видел недостатки и страшнее…
Ирина неожиданно рассмеялась.
– Он видел недостатки! Не-до-стат-ки! Да вашими устами со мною говорит вся правда жизни… – и тут ее смех начал нарастать, заставил затрястись и перерос в обильные рыдания – похоже, сказалась и рана в душе, открывшаяся от известий про Нино́, и перенапряжение перед спектаклем, и срыв премьеры, и отсутствующий муж.
