– Это было бы не впервой, – продолжил он. – Я поднял акты – искру возили в Эс-Эйт минимум девять раз. Много где стоит подпись Минотавра, но есть и твоя, Фиц. Предполагаю, как и восемь лет назад, они ставят проект на рельсы до договора, чтобы согласовать все условия.
– Чудненько, – вздохнула Куница. – Только вот с чего вы, птенчики, вчера остались не у дел?
Мару вздохнул:
– Извините, ребят… выбор у вас невелик.
– Тут ты прав, – горько ответил Фиц.
– Вы даже не представляете, сколько документов о рисках и неразглашении мы подписали, попав туда… – прохрипела Элиза. – Да даже… если бы…
– Если бы дело было только в них…
Ольга резко отвернулась и вышла из-за стола. Я полагал, она совсем уйдет, как всегда, когда ее срывало на физические угрозы, – она считала их своим абсолютным поражением, и даже Минотавр этим не пользовался. Но, проходя мимо Куницы, она замедлила шаг, и та, минуя объяснения, примирительно протянула бутылку вина. Предложение Ольга, конечно, не приняла, но, поколебавшись, устало облокотилась на стену рядом.
– Я видел некоторые из этих соглашений, – заметил Виктор. – Так, по знакомству, чужими глазами. Речь о действительно серьезных санкциях. С поправкой на Дедала, вероятно, мы отдадим ей половину всего, что принадлежит лабиринту.
– Но вам необязательно говорить то, что не можете, – продолжила Тамара. – Мы лишь поспрашиваем друг друга в вашем присутствии… а вы же, вы можете кивнуть, правда? Или покачать головой… Даже если вы промолчите, нас тут много… кто-нибудь обязательно что-нибудь поймет.
Близнецы ответили им взглядом детей, услышавших одновремнно визг зубного сверла и фразу «это не больно».
– Хольд с Обержином… – наконец, просипел Фиц. – Они поссорились. Кажется… это был понедельник, – он поглядел на сестру. – Он сказал, что все. Никакой им искры. Он очень сильно кричал…
– Вчерашней встречи не должно было быть, – выдавила Элиза. – Он… обещал…
– Что случилось? – спросил Виктор. – Что стало причиной ссоры?
В том, как близнецы посмотрели друг на друга – будто завтра один из них умрет, – было столько шекспировского трагизма, что недавняя сцена с расставанием за фетучини показалась мне не такой уж надуманной.
– Он не знал… всех условий, – выдавил Фиц.
– Они действительно возобновили «Эгиду»?
Близнецы одинаково кивнули.
– Мы знаем, что тех… предыдущих… выбрал человек, который стоял за всем. Пройсс. Но сейчас нас выбрала она… Она сама…
– Смерть Обержина не помешает проекту? – спросил Мару.
– Смерть Пройсса же не помешала, – заметил Виктор.
Мару вздохнул.
– Другое… – Фиц откашлялся. – Другое помешает.
– Исчезнувшая искра, да… – Мару задумчиво сложил перед лицом ладони. – Это понятно, но…
– Нет. В смысле… без искры «Эгиду» не масштабировать, но… прямо сейчас… Им нужно показать результаты наблюдательным советам как можно скорее… но есть обстоятельство, которое все испортило…
Элиза жалобно оттянула его рукав. Глядя на сестру, Фиц выдавил:
– Ты уже… говорил сегодня об этом.
Мару не удержался от смешка:
– Ну, народ, – обвел он взглядом мансарду, – настало время проверить, как хорошо вы меня слушаете. Не буду скрывать – всегда интересовался этим!
– Ты рассказывал о лечении Минотавра, – вздохнула Тамара.
– И бросил нас в мутные воды демократии, – хохотнула Куница.
– Ты говорил об Охре-Дей, – добавил я. – О том, что исчезли дети.
Элиза отвернулась и шепотом попросила Фица закурить. Он вытащил из кармана жилетки настоящие сигареты. Я отвел взгляд, не желая узнавать их ни по пачке, ни по запаху, и вдруг заметил, что Ариадна кивнула. Быстро оглядевшись, я зацепился за Мару, но он уже перевел взгляд на Виктора. Тот поглядел на Тамару. Та снова обратилась к близнецам:
