– Я знала уже с полгода, что именно так и будет, – ответила она неожиданно. Голос ее звучал спокойно, но рука слегка вздрогнула, он почувствовал это.
– Ты знала с полгода, – он растерялся. – Как же так? Я подал заявление только две недели назад.
– Да, я расстроена, – подтвердила она. – Но я еще больше расстроилась бы, если бы ты этого не сделал. Ну, не тяни время, открывай. Я хочу знать, как тебя называть теперь, – она кивнула на конверт и даже заставила себя улыбнуться. Правда, получилось как-то неловко.
Он разорвал конверт, пробежал глазами строчки.
– Капитан Гленн Миллер, – прочел он вслух. – Личный номер 54505273.
Он снова взглянул на Хелен. В глазах у нее стояли слезы. И она не скрывала их.
– Когда же уезжаете, капитан Гленн Миллер? – спросила она негромко.
– Обычно это занимает не более месяца, – ответил он и снова наклонился к ней, гладя по руке. – Понимаешь, большинство моих ребят в армии. Мы создадим оркестр, будем выступать перед солдатами. Это напомнит им о доме. О том, что их любят и ждут. Им сейчас это очень надо.
– Я понимаю, Гленн.
Хелен кивнула, смахнув со щеки слезу.
– Я думаю, тебе очень пойдет военная форма, – согласилась она.
– Сэр, мы так и будем играть эти марши?
Спустя полтора месяца он уже стоял перед полковником Стоуном, своим командиром, и слушал наставления, как надо играть на плацу, чтобы войскам было удобно маршировать, – звучало все это удручающе.
– А что вас не устраивает, Миллер? – Стоун только недоуменно пожал плечами. – Армия сто лет марширует под такую музыку, и всем все нравится. Мы не будем ничего менять! – заявил Стоун решительно.
Во время смотра Гленн с грустью смотрел, как его музыканты вынуждены играть то, что совсем не привыкли, а заодно и на хмурые лица солдат, маршировавших под их музыку перед трибуной с начальством, прибывшим из Вашингтона. Такого равнодушия публики ему еще не приходилось встречать. Воспользовавшись тем, что между марширующими колоннами образовался зазор, Гленн бросился бегом через плац к оркестру.
– Куда! – зашипел сзади Стоун. Но Гленн только махнул рукой на него. Несколько знакомых движений дирижера – и вот уже вместо марша над колоннами зазвучал… блюз. Музыканты явно оживились и повеселели. Гленн боялся обернуться к генеральской трибуне. Он не сомневался, что после парада его ожидает серьезная взбучка. Зато люди в строю улыбались, шагали явно бодрее, а некоторые, особо экспансивные, даже пританцовывали.
– За двадцать семь лет службы в армии я еще не сталкивался с более возмутительным нарушением военной дисциплины!
Голос полковника Стоуна гремел в кабинете, он весь напрягся в кресле, лицо побагровело, на лбу выступила испарина.
– Офицер пробегает между марширующими колоннами. А затем приказывает оркестру играть блюз! Вы хоть понимаете, Миллер, что вы опозорили нашу часть перед генералом Арнольфом, – Стоун угрожающе наклонился к нему, его узкие серые глаза буквально сверлили Гленна, но Гленн выдержал его взгляд. – В каком свете вы нас представили? Как мы теперь будем выглядеть перед генералом Арнольфом?
– У меня не было намерения сделать ничего дурного, сэр, – ответил Гленн невозмутимо.
– А какое было? – с насмешкой спросил Стоун, откинувшись на спинку кресла. – Выпендриться перед начальством?
– Люди казались уставшими, а им предстоит еще передислокация, – Гленн пожал плечами, ему вообще-то не хотелось оправдываться.
