Лили дала пощёчину ей в ответ. Началась драка, но Джереми успел вмешаться:
– Девочки, девочки, всё! Всё, выдыхайте!
Лизи ушла в комнату, хлопнув дверью. Лили повернулась к нам со слезами на глазах:
– Я не виновата, какой-то мудак выехал на встречную полосу, – после этих слов она вышла из гостиной наверх, на улицу.
Том достал блокнот с ручкой, быстро записывая то, что только что произошло. Джереми подошел к нему, положив руку на его блокнот, забирая его. Всё это время он пристально смотрел на меня.
– Марк, поздравляю тебя. Ты наглядно продемонстрировал нам, что воспоминания о прошлом никому не помогают. Пожалуйста, перестань выводить близняшек на эмоции, хорошо?
– Блин, Джереми, это не честно. Я просто хотел узнать, кто чем занимался до того, как попал сюда. Я ведь толком и не пожил даже.
– Да, чувак, говно случается, и ещё хуже, когда это говно – твоя жизнь, какая разница кто чем занимался или не занимался там? Оглянись вокруг, какую бы классную жизнь ты или мы бы не прожили, мы теперь тут, ограниченные своим опытом. Может быть, ты и не взял от жизни всё, зато теперь тебе не надо по этому скучать. А я? Я столько всего перепробовал… Иногда я хочу обо всём забыть, скоро это произойдет.
– И что потом? – спросил Том, – Кем ты будешь?
Джереми сделал паузу:
– Свободным.
После слов я ушел в комнату, а Том и Джереми продолжили разговор. В эту ночь я много размышлял о новом мире. Я думал, что смерть должна освобождать тебя от страданий. По сути именно это Ханна предлагала, но какой ценой. Ценой собственных воспоминаний. Единственное, что мы забрали с собой из той жизни. Я думал, что после смерти ты получаешь награду или наказание за свои действия в прежней жизни, но и это было здесь искажено. Тебе не становилось всё ясно и, самое ужасное, что ты оставался один на один со своими страхами. То, от чего ты убегал всю свою жизнь, не исчезало, а настигало тебя здесь.
С каждым моим «человеческим» днём мне всё меньше хотелось спать. А это означало, что я почти всегда был бодрым, ночное время было прекрасным моментом для размышлений. Поначалу это было великолепно, я занимался любимым делом. Несмотря на то, что Шон обещал мне помогать, он не давал мне никакой обратной связи, и я не мог оценить, насколько хорошо у меня получается рисовать.
Он только и делал, что сплетничал. Как-то раз я застал его за тем, что он подслушивал разговор Ханны и Джереми. Я видел, как он на носочках подкрадывался всё ближе к ним.
– Бу! – выскочил я из-за его спины.
– Чёрт, Марк, ты меня напугал. Ты что, следил за мной? – переходя на писк, спросил Шон.
– Только если ты следил за ними, – я указал на ребят.
– Марк, не лезь не в своё дело, я услышал собственное имя и решил приблизиться.
– Шон, я давно хотел тебя спросить. Ты можешь нарисовать любое небо, какое только пожелаешь, но каждый раз небо совсем чуть-чуть отличается от предыдущего. Почему?
– Потому что никто не ждет от меня пейзажей в стиле Ван Гога или моего собственного. У меня есть заказчик и ему нужно обычное, предсказуемое небо. Без сюрпризов и моего мнения.
– А кто твой заказчик? Это ведь нечестно. Может быть, стоит поговорить с ним?
– С ней, – ответил Шон, – здесь всем руководит Ханна.
– А-а, – протянул я, – ну тогда понятно. Ханна не была похожа на человека, который поощрял искусство или собственное мнение. А искусство – это не что иное, как ярко выраженное мнение.
