– Ну и?
– Что ну и? Я не знаю, какая реакция на всё это у брата. Но, признаться, его мнение на сей счет меня мало волнует.
– Между тем Джанкарло Мария вправе распоряжаться вами и вашим имуществом. По крайней мере, до вашего совершеннолетия.
– Вот именно! До моего совершеннолетия. А оно уже в следующем году. Так что я вполне могу подождать еще год, пока Анджело будет учиться в Риме. Главное, чтобы он не отказывался от нашего совместного будущего.
Фьямма с решимостью взглянула в глаза спутника и укололась о цепкий, пронзительный взгляд.
– Моя дорогая… – начал было говорить маркиз, но Фьямметта Джада его перебила:
– Во-первых, милостивейший синьор, я не «ваша дорогая». Я вижу вас сегодня всего лишь второй день в жизни…
– А я вас на пару раз больше, – вклинился маркиз мягким голосом в ее монолог, – и это дает мне не только преимущество, но и основание обращаться к вам так, как захочу.
Лукавая улыбка Луиса Игнасио непостижимым образом загасила пыл возмущения Фьяммы – она, не обратив внимания на смысл сказанного и не найдясь, что же сказать «во-вторых», фыркнула, замолчала и отвернулась. Уставившись в окно кареты, девушка самым наглядным образом продемонстрировала свое отношение к мнению спутника.
Впрочем, молчать Фьямме пришлось недолго. Карета вскоре остановилась. Кучер спрыгнул с сэрпы, распахнул дверцу экипажа и разложил ступеньку.
– Приехали, ваши сиятельства.
Путешественникам пришлось свернуть разговор. Крохотная дверца в тайники души рыжеволосой красавицы приоткрылась, но стоило девушке перехватить проницательный мужской взгляд, как эта призрачная дверца тут же захлопнулась.
* * *
Городок Мондрагоне, куда они добрались к двум часам пополудни, утопал в зелени цветущих олеандров, бугенвиллий, глициний, тутовых, лимонных и апельсиновых деревьев. Городские клумбы пестрели лютиками и анемонами.
Пройдя вперед по улице и миновав каменную башню Палаццо Дукале[233], Луис Игнасио и Фьямметта Джада вышли на небольшую, но очень уютную площадь с прекрасным видом на море. Здесь находилось альберго «Виттория» и два едально-питейных заведения, расположенных друг напротив друга. Одно из них носило не слишком благозвучное название – «Беттола дей маскальцони»[234], поэтому путешественники отдали предпочтение другому – остерии[235] «Ла Продиджоза»[236]. Дополнительным фактором такого их выбора послужило то обстоятельство, что возле этого заведения прямо на улице были выставлены столики.
Усевшись за один из них, Фьямма и Луис Игнасио огляделись. Морское побережье, расположенное между заливами Гаэта и Поццуоли, открывало прекрасный вид на острова Искья и Прочида с одной стороны и часть Понтийских островов с другой.
День был прекрасный, вид восхитительный. Воздух, светло-прозрачный и радостно-свежий, был напоен смешением дивных ароматов. Ветер, теплый и благоуханный, с ноткой солоноватых водорослей, нес легкую прохладу и дарил ощущение приятности. Море, умиротворенно шепчущее о вечных законах мироздания, искрилось в лучах солнца золотыми блестками. Посетители остерии, сидящие за столиками, были наполнены настроением жизнерадостной беззаботности.
У самого берега на каменном пирсе в ожидании любителей морских прогулок грелись на солнце варкайуоли[237]. Группка мальчишек-торговцев, желающих хоть что-то подзаработать, предлагала прохожим воду из серных источников, непроцеженный мед и засахаренные цветы померанцевого дерева.
