Глава 6. Брачные перспективы
Анри нечасто баловал мать визитами, служба принцу Гастону отнимала все его время.
Ни слова мне, кроме приветствия! Один раз посмотрел на меня, когда мадам Шале жаловалась ему на боли в сердце. Впрочем, он просто проходился глазами по ландшафту – кресло, ковер, портьера, птичка за окном, потолочная лепнина, чтица матери, дверь…
Каждый его взгляд становился для меня сокровищем, бережно спрятанным в памяти. Перед сном я обычно перебирала их – свои маленькие лоскутики счастья – вот он улыбается мне, вот повторяет «Николь?» – словно пробуя мое имя на вкус, вот двигаются его шелковистые брови, когда он участливо наклоняется к мадам Шале… Вот главная драгоценность – как в солнечном луче сияет и переливается золотое руно его волос. Ах, как алкала я славы аргонавтов!
Впервые в моей жизни появилось что-то кроме воспоминаний о Сен-Мартене – потускневшие осколки прошлого горчили и ранили, а Анри был живой, горячий – но едва ли более достижимый, чем остров Ре в Атлантическом океане.
Правда, мадам Шале часто о нем говорила, находя в моем лице более чем благодарного слушателя.
Еще больше об Анри я надеялась узнать от барона Валансе – его крестного отца. Сухощавый подслеповатый старик, одетый со старомодной тщательностью – он до сих пор носил брыжи – мсье Валансе был одним из немногих, кто посещал графиню запросто, а не только по большим праздникам.
Обычно я устраивалась с книгой в уголке гостиной, придвинув два кресла поближе к камину – графиня и барон, как все старые люди, любили погреться у огня.
Любимой темой их разговоров были помолвки, браки, рождения. И адюльтеры.
– Как вы думаете, барон, – обыкновенно начинала мадам Шале, – вы часто бываете при дворе и наверное не откажете мне в разгадке тайны: кто же сейчас любовник герцогини Шеврёз?
– Сдается мне, вы не допускаете, – тонко улыбался барон Валансе, – что эта женщина может вести добродетельную жизнь? Не забывайте, что у нее есть муж.
– Помнит ли об этом она?
– Конечно – когда король в очередной раз хочет выставить ее из Лувра на веки вечные – тут-то герцог Шеврёз напоминает, что ни ему, как особе королевской крови, ни его жене нельзя отказать от двора.
– Говорят, ее любовник – это кардинал Ла Валетт, – прищуривалась графиня.
– Ну что вы, мадам, – всплескивал высохшими руками Валансе, – он тут совершенно не при чем! Его дарит своей благосклонностью принцесса Конде…
– Тогда кто же?
– Я слышал, графиня, – Валансе приблизился к самому уху своей собеседницы, но я все-таки расслышала его шепот: – Благосклонности Мари де Шеврёз добивается другой кардинал…
Графиня отпрянула от него и подскочила в кресле:
– Неужели? Вы говорите о Ришелье?
– Именно, моя дорогая. Говорят, он делал ей авансы, но она возненавидела его еще при жизни своего первого мужа.
– Люинь в могиле уже четыре года. Его смерть при осаде Монтобана совершенно не связана с Ришелье.
– Может быть, вы правы, потому что те же языки говорят: Мари Шеврёз дала понять, что сменит гнев на милость, если…
– Если что? – подалась к нему графиня.
– Если он принесет на алтарь любви некоторые жертвы…
– Что за жертвы?
– Например, станет появляться перед ней исключительно в красном, – важно произнес Валансе.
– Он же кардинал, помилуйте! Красный – это их естественный цвет!
– Не совсем так, графиня. Не в сутане. А в штатском – на последнем приеме, где была Шеврёз, Ришелье вырядился в красный кавалерийский костюм с ботфортами – сущий Марс, а не духовное лицо.
