Катя поздоровалась, села и ей зачитали претензию.
Речь шла о подозрительной активности по ремонту оборудования в общежитии и лабораториях. Один из комитетчиков прочел обвинение, уже готовое и впечатанное в какой-то протокол:
– До нас дошли сведения, что ты вместе с Коровым почти ежедневно оказываешь услуги частным лицам. Причем неофициально. Кроме того, вы обслуживаете и лаборатории, и тоже неофициально, по личной просьбе. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Катя пожала плечами. В это время и Витя в предбаннике пожал плечами.
– В свое оправдание – ничего.
– Но ты признаешь сам факт оказания частных услуг? – Жестко сказал комитетчик и ткнул в направлении Кати полусогнутым пальцем.
– Признаю. И что?
– Это признание мы записываем в протокол, имей в виду, – строго предупредил другой комитетчик.
– Ну записали. И что? – Почувствовала раздражение Катя и снова пожала плечами.
– А то, что вас взяли сюда учиться, а не бегать по халтурам. Ты ведь получаешь повышенную стипендию, тебе этого мало? Или ты суетишься, чтобы поддержать Корова?
Коров в предбаннике в напряжении привстал.
– Откуда вы взяли, что мы брали деньги за ремонты? – Процедила Катя, почти не разжимая зубов.
– Есть такая информация, – ответил первый комитетчик. – И помахал в воздухе исписанным листком.
Коров направился к двери зала заседаний, но ему преградила дорогу секретарша.
– Сядьте на место, юноша, туда нельзя.
– Мне – можно. Меня там без меня осуждают. – Витя решительно отстранил даму и вошел.
Все головы дружно повернулись к нему. Катя бросилась к двери и что-то быстро зашептала ему на ухо. Но Витя из-за ее плеча крикнул:
– У кого это мы деньги брали за ремонт? Кто этот гад? Пусть попробует еще когда-нибудь попросить! Фиг мы ему теперь поможем!
Катя попросила прервать заседание на десять минут и обещала вернуться после переговоров с Витей.
Она взяла его под руку, и они скрылись за дверью. Там она пообещала Вите, что волноваться нечего, что это дурацкий донос какого-то негодяя, и что они могут привести хоть сто свидетелей. И попросила Витю обзвонить всех знакомых и попробовать отыскать Тенгиза.
Затем она снова вошла в зал заседаний. Комитетчики были настроены жестко. Они растолковали Кате, что оглашать имена свидетелей не обязаны и что она ответит за всё строгим выговором. А если будет отпираться, то и комсомольским билетом.
– Валяйте, – процедила Катя, – но учтите, что своих свидетелей я скрывать не буду. И перенесите заседание в другое помещение. Тут они все не поместятся.
– Не пугай нас. Пуганные. – Встрял очередной комитетчик. – Наш свидетель – это надежный, уважаемый человек. А ты можешь договориться с кем угодно, тебе веры нет. Тем более, Коров, да будет тебе известно, где-то посеял свой членский билет. Его один сотрудник нашёл и принес нам, но Коров вот уже год, как не заявил о потере. За одно это он заслуживает исключения. Предлагаю поставить на голосование занесение Боровой выговора в ее личное дело.
В это время, в проеме двери появился Соков, и члены комитета нехотя встали, приветствуя представителя парткома. Он кивнул Кате, важно сел за стол и его кратко проинформировали о сути дела.
Соков поставил их в известность, что он трудится вместе с Боровой над общей проблемой и близко ее знает. Ему также известно, что, по крайней мере, в некоторых случаях она и Коров ремонтировали оборудование бесплатно. Что в дальнейшем он возьмет под непосредственный контроль их практику. Неплохо знает он и Корова, который много времени тратит на конструирование аппаратуры, устает, рассеян и предложил Корову за утерю билета объявить выговор без занесения и выдать новый билет.
