«Я – ржавая бочка, в которой что-то крутится»
Александр Ширвиндт
Я в маразме, но в светлом. В чём маразм? Начинаешь что-то вякать и забываешь, с чего начал, зачем начал. И думаешь, как бы поинтеллигентнее закончить.
Когда правнучка Элла была ещё трёхлетней, мы с ней вместе делали на даче бусы из желудей. Проткнуть жёлудь у меня никак не получалось.
– Иголка тупая! – говорю.
– Да нет, это не иголка тупая, – возражает она, – а просто ты старый.
В спектакле «Орнифль» был такой текст: «Господь отворачивается от людей старше 60-ти». Поиграли-поиграли, я начал говорить: «Господь отворачивается от людей старше 70-ти». Потом переделал на «старше 80-ти». Я понял, что конца этому не видно, и спектакль сняли с репертуара.
Стариков сыграть легче, чем молодых. Мы с Андреем Мироновым ставили спектакль «Маленькие комедии большого дома». В последней из его новелл – «Пой, ласточка, пой», – действие которой происходило в ЖЭКе, играл Тусузов. Ему тогда было за 80. На репетициях он выходил и подыгрывал, показывая, что он несвежий.
– Егор, дорогой, – говорили мы ему, – ради бога, не играй старость, достаточно и твоей.
Вообще старость – это потеря возможности профессиональной деятельности. Пора уже сажать брюкву.
Раздражает невозможность двигать членами. В хорошем смысле. Левой коленке пошел 90-й год. Представляешь себе, сколько она прошла. У правой пробег меньше, так как встаю я всегда с левой ноги. Вообще, они сговорились и сказали мне: «А не пошёл бы ты…»
Несколько лет назад был вечер памяти Булата Окуджавы в Концертном зале имени Чайковского. Я по соседству, в Театре сатиры, играл спектакль, поэтому появился на сцене позже всех. Ведущий этого вечера – Дмитрий Быков – перед моим выходом произнёс:
– Я получал всё время эсэмэски: придёт – не придёт. В то, что придёт, верила только Ольга Окуджава, которая сказала: «Если Ширвиндт обещал, он будет».
Я вышел к микрофону:
– Что значит «придёт – не придёт»? Дойдёт или не дойдёт.
Театр сатиры находится в здании бывшего цирка. Под куполом, куда ведёт винтовая лестница, соорудили малую сцену. Валентин Плучек велел её как-то назвать, и я придумал «Чердак Сатиры». Там идут малогабаритные спектакли. Я давно не могу туда подняться. Мне как худруку все спектакли показывали внизу, а потом шли наверх. Вера Кузьминична Васильева в 97 лет поднималась туда и играла автобиографический спектакль «Вера» два с лишним часа.
В спектакле «Где мы?» старый персонаж, которого я играю, может быть с палкой. Спектакль длится два часа сорок минут. Задача – доиграть до конца. Получаешь удовольствие, когда он заканчивается. И всё же… Фраза: «Работа – лучшее лекарство от всех бед» – очень точная. Я еле выхожу на сцену – с палкой, сопливый, без голоса. Но там об этом забываю. Реакция зрителей одинаковая: «Смотри, он ещё ходит!», «Боже мой, он даже говорит!». А пресса пишет: «Посвежевший Ширвиндт не выглядит на свои 89 лет – ему смело можно дать 88».
