— Милостивая ари звала меня?
— Да, милостивая ари звала, — таким же тоном ответила я. — Милостивой ари интересно узнать несколько моментов.
— Я всегда к услугам милостивой ари, — снова поклонился Девлин. Это уже даже не Версаль, это какое-то издевательство.
— Отлично, — голосом, из которого сочился яд, сказала я. — Откуда вот это шмотьё?
— Шмотьё? — вежливо переспросил кяари.
— Вещи! — я повысила голос. — Тряпки, одежда, шмотки, шмотьё! Запомнил? Откуда всё это?
— Из детского дома. Осталось. Старое.
— У нас есть детский дом?!
— Был, милостивая ари. В Фегре давно нет детей. Ари Виллар скончалась в весьма преклонном возрасте, ноари, живущие в городе, тоже вышли из детородного возраста.
— А что сейчас располагается в детстком доме?
— Ничего, милостивая. Мы надеялись, что вы подарите нам счастье слышать в нём лепет младенцев!
Лепет младенцев? В детском доме? Щаз. Дважды. Ага. Во-первых, я не собираюсь пока заводить детей. А во-вторых, даже если случайно у меня родится ребёнок, он будет жить со мной, а не в каком-то там доме. Как и Рай.
Взглянув Девлину прямо в глаза, я ответила:
— О детях поговорим после. А пока натопите там, приберитесь и разместите нового наложника с юга. Разумеется, без клетки! Через час я приду лично проверить, как он устроен, и вы принесёте туда ужин для него и для меня.
— Ари Анна, это небезопасно! Это какая-то неразумная авантюра с вашей стороны! Это…
— Это мой приказ, Девлин! Отдай распоряжение и вернись сюда с Тилем. Кстати, где мой котёнок?
— Это невыносимо, — закончил сквозь зубы Девлин. Но больше возражать не посмел, поклонился и вышел. Я сунулась в коридор и бросила вслед:
— Распорядись, чтобы Раю пошили новую одежду! Я не хочу, чтобы он носил бэушную!
Уверена, что Девлин меня услышал и понял, но он не показал этого. А я, улыбнувшись про себя, вернулась к Раю. Мы с ним остались в спальне одни. Мальчик сидел, нахохлившись на кровати, настороженно следя за мной. Я потрепала его по светлым волосам и весело спросила:
— Одеваться будем?
Рай кивнул. Я натянула на него рубашку, завязала тесёмки на груди и взяла со столика щётку для волос:
— Скажи, мой милый, а ты умеешь читать?
Он уставился на свои босые стопы и покрутил головой. Я удивилась:
— Что, совсем? — снова круть головой. — А во что ты любишь играть? — пожатие плечами. — А рисовать?
Тут мальчик вскинул голову и уставился голубыми глазищами, в которых читалась мольба. И даже руки на груди сложил. Точно! Эверли говорила, что он вечно рисует рисульки…
— Значит, любишь? — уточнила. Рай усиленно закивал. Я усмехнулась: — Завтра получишь бумагу и карандаши, будешь рисовать, сколько влезет!
Я подумала, что он сейчас заплачет, но малыш сдержался. Только схватил мою руку и прижал её к губам, совсем как взрослый. Ну вот что с ним сделать?! Я порывисто обняла Рая, прижала к себе, спрятав его лицо на груди.
И в этот момент поняла, почему женщины усыновляют неродных детей.
Я устроила Рая на кровати маленькой комнаты и укрыла тяжёлым козьим одеялом. Он — слишком маленький для такой большой постели — съёжился, скрутился в клубок, поджав ноги. Я укутала их, чтобы не раскрылся ночью, и присела рядом, погладила малыша по чистым волосам, которые стали шелковистыми и гладкими, спросила:
— Тебе удобно, Рай?
Он кивнул. Наклонившись, поцеловала его в висок и улыбнулась:
— Не испугаешься тут один?
Малыш пожал плечами и крепче ввинтился в подушки, натянув одеяло до самого подбородка. А мне пришла в голову идея:
