– А нет у нас пока детей, – широко и белозубо улыбнулась подруга по застолью. – Именно что пока нет. Я из Старшего жуза, он из Младшего. И я ещё, например, не определилась, будем ли мы и дальше вместе жить или разбежимся. Потому пока от него не рожала и в ближайшее время не собираюсь. Так что у нас с писюном?! – неожиданно громко прошептала теперь уже не незнакомка гному на ухо.
Она приложила свои губы к уху собутыльника так, что из окружающих никто ничего не услышал; а самому Бронксу показалось, будто ему на ухо орут.
В довершение своего вопроса, дочь Степного народа по-братски хлопнула нового товарища по плечу. Да так звонко, что сравнимо это было с ладонью мужчины-гнома.
– Девять дюймов! – тотчас честно признался Бронкс.
Он не планировал делать особой тайны из того, что в самое ближайшее время и так должно было между ними проясниться.
Алия уважительно и многообещающе кивнула на эти слова, махнув вверх-вниз длинными ресницами над бокалом с пивом.
Бронкс решил закрепить успех:
– Могу тотчас доказать.
По заливистому смеху спутницы он понял, что пятый портер всё же чуть затуманил зеркало его сообразительности. Видимо, с последним аргументом следовало слегка повременить.
* * *
По-хорошему, в том разговоре он сделал всего одну ошибку. Но понял это гном лишь через половину дня, когда они с Алиёй, в очередной раз отвалившись друг от друга на белых шелковых простынях её семейного жилища, с удивлением услышали звук проворачивающегося в дверном замке ключа.
– Упс, муж пришёл, – озадаченно произнесла орчанка. – Хм, странно. Он же до утра должен быть на службе… И чего это его черти раньше времени принесли?
Бронкс отлично помнил: в кабаке род занятий мужа она называла не службой, а работой.
Скажи она слово «служба» изначально, он бы ни за что не упустил этого и поинтересовался бы в ответ: а кто это у нас муж?
Костеря себя за такую неосмотрительность, он запоздало сообразил: а ведь сутками не только подавальщики в кабаках работают.
Сейчас же вид здоровенного старшего офицера городской стражи, сверкающего новыми погонами и вынужденного пригибаться, чтобы пройти в стандартные двери, пробудил в Бронксе целую бурю противоречивых чувств.
Обнаруженная в собственном доме картина громилу, обряженного в форму служителя закона, похоже, не просто не обрадовала, а и вовсе уязвила в самое сердце.
– Оно и понятно, – тоскливо пробормотал сам себе Бронкс, прикидывая возможные дальнейшие действия.
Откровенно говоря, перед таким выбором он ещё в жизни не стоял.
Да, ранее случались моменты, когда, казалось, с Костлявой не разминуться. Но все предыдущие разы гном в сходных обстоятельствах отвечал исключительно за себя; максимум – за таких же товарищей, которые знали, на что шли, либо вполне могли сами за себя постоять.
Сейчас же здоровенный детина, облечённый почти непререкаемой властью, именно в этот момент и в данном месте, взревев раненым в жопу диким зверем, застыл прямо в дверях. После чего принялся судорожно лапать кобуру, в которой, несомненно, находился какой-нибудь служебной самострел.
На Бронкса тут же накатило ледяное спокойствие. В те моменты, когда рисковал он сам, говорить об эмоциях ещё было уместно. Сейчас же рядом с ним, на кровати находилась беззащитная женщина (которую, в случае беспредельных действий её супруга, тоже могло зацепить).
Сам гном, увы, был не вооружён.
Законно носить любое оружие на территории города разрешалось исключительно городской и полицейской страже.
