Наутро ханбика была разбужена суматохой, которой был объят дом мурзы. Потянувшись, она сонным голосом позвала Жиханару. Старшая нянька явилась в мгновение ока, словно всю ночь верная прислужница проспала в ногах госпожи.
– Что там за шум? – недовольно спросила Гаухаршад.
– Мурза Кабир, хозяин этого дома, выдаёт замуж свою дочь, госпожа, – отвечала Жиханара.
– Свадьба? – Ханбика заинтересовалась, приподнялась на локтях, вслушиваясь в разраставшиеся звуки празднества на первом этаже дома. – Скорей подай мне одежду, Жиханара, хочу взглянуть на невесту!
Нянька, давно уже не осмеливавшаяся спорить со своей воспитанницей, достала нарядные одежды и шёлковую чадру. Прислужница внесла тазик и кувшин из белого фаянса для омовения. Она помогала Гаухаршад одеваться и при этом беспрерывно щебетала:
– Госпожа, это совсем не похоже на дворцовые свадьбы. Если бы вы не легли вчера так рано спать, то увидели бы много интересного!
– И что же такого я пропустила? – стараясь казаться равнодушной, спросила ханбика. Она оправила чадру так, чтобы та легла красивыми складками.
– О! Вечером проводили обряд с хной, – продолжала тараторить прислужница. – Красили невесте голову и ладони, при этом все девушки пели, а некоторые играли на музыкальных инструментах. Это было так красиво, госпожа! А после хной, что осталась в сагане[26], покрасили пальцы всем присутствующим девушкам со словами: «Дай Аллах, чтобы очередь дошла до вас».
Прислужница с торжествующим видом вскинула ладонь, показывая свидетельство того, о чём она только что говорила. Гаухаршад по-детски огорчилась, что пропустила столь занимательное действо, но вида не показала, даже строптиво свела брови. Никто и никогда не заметит её сожаления и досады, что из того, что она не увидела аульной свадьбы, не так уж много и пропустила.
Во дворе раздались звуки заметного оживления, и ханбика отправилась к распахнутому окну. В ворота дома мурзы въезжала нарядная арба, на ней везли связанных баранов, разукрашенных цветами, с позолоченными рогами. Гаухаршад даже рот приоткрыла от такого зрелища, подобного в ханском дворце она точно не видывала. На арбе рядом с баранами красовался толстый ашчи[27], он прижимал к груди холщовые мешочки с рисом, солью, луком и приправами.
– Эй, расступись! – веселились высыпавшие на улицу подружки невесты. – Едет сам ашчи, готовить нам суп «упади-уходи»[28].
– Расходитесь, неугомонные! – кричал весёлый толстяк. – Лучше несите приданое невесты да грузите в арбу.
Девушки только и ждали этих слов, рассыпались, как стайка воробышков, бросились в дом, а оттуда со смешками и шутками доставили многочисленное приданое невесты. Были там и перины, и одеяла, тканое бельё и чадры, а ещё сундуки и сундучки с вышитыми скатертями, полотенцами, кисетами и миндерами[29]. Мужчины вынесли дорогой ковёр, а следом в большом количестве медную и серебряную посуду.
Служанка позади ханбики нетерпеливо притоптывала ножкой:
– Давайте же поспешим, госпожа Гаухаршад, скоро прибудут кудалар[30]!
Гаухаршад обернулась к невольнице, взглянула в её сияющее веснушчатое лицо и подумала: «Почему бы не спуститься вниз, не полюбоваться интересной церемонией?» Она и не хотела думать о том, что ей следует вновь забраться в душную кибитку и трястись по пыльным крымским дорогам. Ничего не случится, если она задержится в этом гостеприимном ауле ещё на один день. Гаухаршад решительно тряхнула головой:
