Пробудившись окончательно, Гаухаршад вспомнила всё. Вчера вечером она прибыла в Казань и сейчас находилась в дворцовых покоях повелителя. Эти комнаты отныне принадлежали ей как единственной сестре хана Абдул-Латыфа. Здесь она была хозяйкой и ещё вчера, засыпая, поклялась, что поменяет всех слуг, напоминавших ей о ненавистном Крыме. В первую очередь ей не терпелось отправить в отставку Жиханару. Гаухаршад давно уже перестала нуждаться в няньке, а старуха всё пыталась поучать её – высокородную ханбику.
– Час молитвы настал, госпожа, – возвестила Жиханара. Она величественным жестом подозвала невольниц, принёсших чеканный кумган, серебряный тазик и расшитое полотенце.
Гаухаршад выпятила нижнюю губку, приготовилась поперечить няньке, но не осмелилась отказаться от молитвы. Ханбика благополучно достигла цели своего долгого путешествия и не могла не возблагодарить за это Всевышнего. Ритуальное омовение и молитва заняли не более получаса.
Ханская дочь подошла к овальному зеркалу, но плеск воды, раздавшийся сквозь неплотно прикрытые створки дверей, привлёк её внимание. Она толкнула резное дерево и восхищённо ахнула, сразу за её покоями располагался небольшой, но восхитительный садик. Его украшал маленький фонтан, облицованный чёрным мрамором, в прозрачных струях плавали рыбки, лениво шевелили золотыми плавниками и хвостами, напоминавшими роскошное павлинье оперение. Прекрасные лилии раскинули на поверхности воды свои крупные белоснежные лепестки, а в центре фонтана каменный цветок выбрасывал вверх кристальные струи, которые сверкали в робких лучах солнца. Воздух был необычайно свеж и наполнен благоуханием. В этом маленьком садике она насчитала несколько видов роз, лилий, анемонов, жасминов. Как маленький ребёнок, Гаухаршад захлопала в ладоши. «Это будет моим Пристанищем Любви, – тут же решила она. – И ничто не помешает мне! Остались позади нравоучения няньки, осуждающие взгляды крымских ханш! Здесь я сама себе хозяйка!»
Девушка рассмеялась, окинула победным взглядом сгрудившихся в дверях прислужниц. Среди них наверняка есть наушницы матери, те, кто будет докладывать в Крым великой валиде о каждом шаге её дочери. Но она прогонит их всех и попросит у брата новых рабынь. Женская половина дворца пустовала. Молодой хан ещё не был женат, а его наложницы не осмеливались показываться на верхнем этаже гарема, и теперь здесь будет царить она.
– Вам нечем заняться, бездельницы? – строго прикрикнула ханбика. – Разложите мои одежды, в этих сундуках всё пропахло сыростью!
Гаухаршад вернулась назад, в покои, опустилась в широкое кресло. Она сидела, сурово сдвинув брови, хотя душа и пела от восторга, но прислужницам, преданным её матери, своей радости показывать не хотела. Невольницы облачили её в ярко-зелёный кулмэк из тонкого муслина, а поверх надели тёмно-шафрановый казакин, расшитый серебряным шитьём. Жиханара с благоговением открывала ларцы с драгоценностями, предлагала то одно, то другое. Гаухаршад едва поводила насурьмлёнными глазами, казалось, ей было всё равно, какие драгоценности украсят нынче казанскую ханбику. Она всё же выбрала самые дорогие и роскошные серьги, подвески, а ещё украшения для кос и яркий калфак. Гаухаршад порадовалась тому, что строгая чадра осталась для неё в прошлом. В Казанском ханстве женщинам было достаточно покрывала, прикрывавшего нижнюю часть лица. Сестре повелителя приглянулось самое тонкое и прозрачное, почти не скрывавшее её черт. Полюбовавшись на себя в зеркало, госпожа обернулась к прислужницам. Под руководством Жиханары они уже накрывали столик для лёгкого завтрака.
