Гавел - страница 7

Как первое избрание Гавела (верующего человека, не принадлежащего к какой-либо конфессии) президентом сопровождала торжественная месса Te Deum, так и теперь за упокой его души служили католическую мессу под звуки Реквиема Дворжака. Йозеф Абргам, исполнявщий роль начальника канцелярии Ригера в фильме «Уход», произнес слова Dies Irae[14], которые точно передавали образ мыслей самого Гавела:

«О, каков будет трепет, когда придет Судия, который все строго рассудит! Трубы чудесный звук разнесется по могилам всех стран, созывая всех к престолу. Смерти не будет, застынет природа, когда восстанет вся тварь, дабы держать ответ перед Судящим. Будет вынесена написанная книга, в которой содержится все, и по ней мир будет судим».

Гавел умер не как верующий католик и перед смертью не причастился, но заупокойная месса, которую служил его товарищ по тюремному заключению кардинал Дука, как и предшествовавшее ей действо, ему – ценителю театрального действа и церемоний – были бы по душе. С некоторым смущением он радовался бы и похвалам друзей, Мадлен Олбрайт, епископа Вацлава Малого и Карела Шварценберга.

Третью речь произнес президент Вацлав Клаус – на сей раз о духовном наследии Гавела, выражающемся в его убеждениях и высказываниях: «свобода – это та ценность, ради которой стоит приносить жертвы»; «свободу легко потерять, если мы недостаточно ее отстаиваем»; «человеческое существование имеет трансцендентальное измерение, с сознанием которого мы должны жить»; «свобода есть универсальный принцип, и если где-либо ее у кого-либо отнимают, это угрожает и нашей свободе»; «слово обладает исключительной силой, оно может и убить, и излечить, может навредить и помочь и способно изменить мир»; «надо говорить и неприятную правду» и «мнение меньшинства не обязательно неправильное»[15]. В тот день было сказано немало хвалебных слов, но эти, может быть, значили больше любых прочих – именно потому, что прозвучали они из уст президента Вацлава Клауса.

Пока главы государств и зарубежные официальные лица принимали участие в приеме, который устроил чешский президент, родные и друзья ехали через весь город в траурный зал Страшницкого крематория на последнее прощание с покойным. Выступления здесь, в отличие от речей в кафедральном соборе, были многочисленные, импровизированные и неизменно от души, хотя и не все такие, что их хотелось бы запомнить. Некоторые из ближайших друзей не произнесли ни слова. Для собравшихся это была возможность не только проститься с тем, кто их покинул, но и разделить свою печаль с остальными и поприветствовать друг друга. Потом занавес опустился.

Но за этим последовало третье действие – музыкальный вечер в «Люцерне» с выступлениями в честь Гавела-интеллектуала – выходца из богемы, любителя рок-н-ролла и вождя индейского племени, коим он был провозглашен несколько лет тому назад на рок-фестивале под открытым небом в Трутнове. Последними выступили Plastic People of the Universe.

Это была незабываемая неделя скорби о великой утрате и праздника по случаю великого открытия – или, точнее, второго рождения. Люди выходили из «клеток самих себя»[16], на какое-то время забывая о надвигающейся зиме, тысяче непременных атрибутов Рождества в семейном кругу и о неясном будущем. Объединенные ритуалом почтительного траура, они были приветливы с соотечественниками и благожелательно говорили о своих врагах. В этой странной смеси печали с радостью перевешивала как будто все же радость от встречи с великим. Это слово не понравилось бы Гавелу. Происходящее привело бы его в замешательство, и его реакцией было бы скромное чувство удовольствия, смешанное с мягкой иронией и восхищенным изумлением народом, о котором сам Гавел когда-то сказал, что он способен демонстрировать невероятное достоинство, солидарность и мужество, хотя и всего пару недель раз в двадцать лет.