Газонокосильщик - страница 6



– Так кто из нас кто? – зашипел я на посиневшего наркомана, едва отпустив его трепыхавшийся, словно придушенный воробей, кадык. Я не представлял раньше, что могу так неудержимо ненавидеть и хотеть кого-то убить. Без малейшего сожаления держать за горло человекоподобное существо, будто курицу с оторванной башкой. Еще небольшое усилие с моей стороны – и он больше никогда не будет кукарекать! И при этом меня даже не пугала перспектива сесть в тюрьму. Пугало совсем другое – то чудовищное страдание и горе, которое я неизбежно доставлю своим самым близким людям, если совершу убийство этого никчемного жителя земли. Убить этого ублюдка означало практически убить мать, потому что она всегда обо мне думала лучше, чем я есть на самом деле…

Я медленно разжал кулак. Парень, как задыхающаяся рыба в сетке стал жадно глотать воздух, но больше не дергался, опустившись на асфальт. Он только схватился руками за придушенную шею и почти не двигался. Это спасло его. Потому что во дворе дома, где я рос, были очень жесткие правила, но никогда не били лежачих.  Я перевел взгляд на другого ублюдка, разинувшего от удивления слюнявый рот. Он не успел застегнуть ширинку и теребил ее левой рукой, а в другой держал пакет с моей едой. Заметив мой взгляд, сосредоточенный на пакете, он как-то дернулся и, видимо, что-то хотел сказать, но я, не раздумывая, расценил его действия как угрозу, вырвал пакет и на всякий случай врезал ему ногой по яйцам.

Полчаса спустя, возвращаясь из паспортного стола, я снова увидел эту парочку на том же углу. Один из них сидел на корточках в луже собственной мочи, а другой лежал на спине и держал себя за горло обеими руками. Когда он поднял глаза в мою сторону, мой кулак снова рефлекторно сжался, но я не стал его трогать, а только переспросил:

– Ну, что, чучело?  Теперь ты понял, что был не прав?

Наркоман уставился на меня немигающим взглядом оловянного солдатика и всем видом изобразил, как ему больно в горле, но не посмел выдавить из себя ни единого звука. Мне не было его жаль. И я по-прежнему был готов убить его, если б он только дернулся. Мне было жаль мать, которая не пережила бы, что я стал убийцей.

Немного пройдя вперед, я завернул за угол и услышал над головой странный свист. Обернувшись, я увидел убегавшего мальчишку, которого некоторое время назад опрометчиво хотел накормить. Не успев пригнуться и отскочить в сторону, я словил лицом удар металлической палицы, которая оказалась здоровенным подшипником. Сноп искр рассыпался в моем мозгу, будто заработал газосварочный аппарат. Оправа очков сломалась как спичка, стекла жалобно звякнули и посыпались мелким бисером на асфальт. Подшипник смачно врезался в переносицу, разбил хрящ, будто тот был из тонкой яичной скорлупы.

Чтобы экономить деньги, я ничего не ел, но это было абсолютно бесполезно, так как экономить можно только тогда, когда есть хоть какие-то доходы. Я поселился в гараже Мишки Пестрова на окраине города. Однажды утром там меня нашла мать. Она сделала это каким-то одной ей известным таинственным способом. Увидев меня с разбитым лицом на продавленном матрасе, неделю немытого, она не выдержала и тихонько заплакала, как будто я был уже мертвый. Я не удивился ее появлению. Сделал усилие над собой, поднялся с матраса и с трудом ее успокоил. Она достала дорожную сумку, накормила меня из пластмассового термоса теплым куриным бульоном с ложечки, а потом протянула небольшой конверт. Это была вершина моего позора, потому что в конверте лежали деньги, которые мать откладывала себе на похороны. Она уговаривала меня поехать жить к ней, но я наотрез отказался – слишком много людей узнали бы о моем чудовищном падении.