Читать онлайн Катерина Аксенова - Где гуляет ветер

Иллюстратор Алена Наливкина

Редактор Ника Виноградова

© Катерина Аксенова, 2018

© Алена Наливкина, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4490-5566-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я верю, что нас окружают чудеса, большие и маленькие. Они прячутся за поворотом, выглядывают из-за угла, стучатся в окна и улыбаются со дна чашки смородинового чая. Просто нужно учиться их замечать. Но уж если научишься, то чудеса так и повалятся, успевай только подставлять карманы!

Именно о таких простых чудесах, что наполняют нашу жизнь, я сочиняю свои истории. Ведь даже эта книга, которую вы держите в руках, и есть такое маленькое чудо. Чудо, ставшее возможным, благодаря доброте мечтателей.

Моя сердечная благодарность всем, кто поддержал мой краудфандиговый проект и отдельное спасибо Бахолдину Дмитрию Сергеевичу за щедрый вклад в издание книги.

Спасибо моим родителям за то, что научили меня любить жизнь и книги.

Спасибо моему мужу Юрию и моим друзьям за то, что верили в меня, даже когда я сама в себя не верила.

Спасибо моему сыну Елисею за то, что в свой невероятный первый год он вдохновил меня закончить и издать эту книгу.

Спасибо всем тем людям, что каждый день поддерживают меня в интернете, на страницах моего блога.

Друзья! Без всех вас, «Где гуляет ветер» никогда не появился бы на свет. Без вашей теплой поддержки я вряд ли бы вообще начала писать.

Попутного ветра!

Ветер налетел неслышно, подкрался сзади и по-приятельски хлопнул по плечу. Я вздрогнула от неожиданности и виновато улыбнулась, словно забыв, что когда-то давно мы были друзьями. Так иногда, завидев впереди старого знакомого, вы спешите скорее перейти на другую сторону. Только бы не столкнуться с ним нос к носу, только бы не извиняться перед самим собой, что ты уже совсем не тот, – чуть потолстел, чуть повзрослел, чуть слабее огонь в глазах, чуть стерлась улыбка на лице. Я посильнее закуталась в шарф и, прячась от ветра, поспешила завернуть за угол. Но разве же от него скроешься? Апрельский ветер летит то вправо, то влево, он хочет бежать во все стороны. Вот он мягко перебирает волосы на затылке, а через секунду прохладными руками гладит лицо. Апрельский ветер – это строптивый мальчишка, которого наконец-то выпустили гулять после целого дня взаперти. Он лезет на дерево, а через минуту уже прыгает по лужам, и никакая сила на свете не сможет загнать его обратно. Вот такой он, этот апрельский ветер, и когда-то я хорошо это знала.

За углом начинается наша улица. Старые дачи. Сразу за домом с зеленой крышей, на участке ведьмы, росла малина. Росла так густо и буйно, что колючие ветки перевешивались через покосившийся забор, и можно было насобирать полные карманы и щеки сладких спелых ягод, просто проходя мимо. Кажется, я даже чувствую этот запах. Только какая малина в апреле?.. Может, это шутит ветер? Может, это насмехается надо мной та самая ведьма?

Я иду медленно. Спешить не хочется. Пусть заколоченные окна и заросшие прошлогодней травой участки оживут. Пусть они проснутся и скинут эти странные приметы времени, и тогда я увижу все таким, каким оно было раньше, – таким, каким оно и должно быть. Старые дачи. Кусты сирени с едва-едва проклюнувшимися почками, и большой коричневый дом, почти целиком заросший виноградом. Странно… Может, мне показалось, но рядом промелькнула смутно знакомая тень. Должно быть, само это место навевает воспоминания. Дом из красного кирпича. Дом с флюгером в виде петуха. Дом с оранжевым крыльцом. Дом с бирюзовыми окнами. Дом с подсолнухами. Их перекрасили, перестроили, перекроили, перенесли, как будто кто-то взял и поменял местами то, что никак нельзя менять.

Вот опять! Будто обрывки смеха за спиной… Я резко оборачиваюсь, но там никого нет, только ветер шелестит еще голыми ветками.

Скрипнула калитка. Краска с нее почти слезла, но еще можно догадаться, что когда-то она была синей. «Цвет парижского неба», – всегда говорила бабушка, а я смотрела на нее (на калитку, не на бабушку) и представляла себе Париж. «Неужели небо над Парижем всегда такое ослепительно синее?», – думала я. Однажды, захватив с собой краски, я нарисовала для парижан немного белых облаков и желтых звезд, а еще – добавила оранжевого и розового, словно в самом углу калитки заходит солнце. «Так-то лучше», – думала я. – «Невыносимо скучно, когда небо над головой всегда одинаковое, даже если оно такого прекрасного синего цвета». Вот здесь, в самом низу, еще можно различить кусочек оранжевого. Даже странно, что он уцелел, ведь все остальное «парижское небо» давно смыли и унесли прочь сотни дождей и десятки снежных сугробов.

Большая ель у самой веранды… Ее посадил дедушка. Если забраться на перила, а потом на деревянный козырек, то можно залезть на самую верхнюю ветку, а оттуда – на крышу. С покатой крыши можно увидеть все на свете – крошечные дачные домики с их суетливыми обитателями, которые пьют вечерний чай на тенистых верандах, аккуратные грядки с морковкой и картошкой, разноцветные цветники и клумбы, за ними далекое поле и сверкающий пруд, и, наконец, тонкую полоску чернеющего леса.

Кажется, снова скрипнула калитка, и где-то рядом послышался топот босых ног. Я вновь оборачиваюсь. Нет, это всего лишь старые доски веранды, и ветер снова шумит, пытаясь сбить меня с толку.

Пустыми глазницами темных окон на меня смотрит дом. Грустный и молчаливый, он больше не кажется таким уж большим. Дом больше не крепость, скорее, он сам просит защиты. Прости.

Чтобы попасть внутрь, нужно отодвинуть крайнюю доску под крыльцом. Сделать это проще простого – она всегда держалась то ли на одном гвозде, то ли на честном слове. Там, в загадочной подкрыльцовой темноте, должна быть стеклянная банка. В ней, завернутый в старую перчатку, всегда лежал ключ. Я отодвигаю шатающуюся доску, шарю рукой по земле и – о чудо! – натыкаюсь на заветную банку. Она до сих пор лежит здесь. Вдруг я подпрыгиваю, как ужаленная, – кто-то слегка задел меня по плечу. Но за спиной снова никого нет, и только какая-то тень мелькнула за углом дома. «Ну, уж нет, на этот раз я тебя достану», – думаю я, подскакиваю и бегу за угол. Увы, мой таинственный гость успел скрыться. Только прошлогодняя трава немного примята, как будто кто-то очень легкий постоял здесь минуту и двинулся дальше. Что за день!

Я возвращаюсь на крыльцо, к извлеченной из-под половиц стеклянной банке. Ключ тоже на своем месте. Предметы здесь всегда жили своей жизнью, но, как говорил дедушка, они неизменно были на своем месте. Даже если вы оставили садовые ножницы на веранде, а через пару дней обнаружили их на клубничной грядке, значит, там их новое место. Все просто. Но ключ был там, где и всегда, – завернутый в перчатку, в стеклянной банке под крыльцом. Я подержала его в руке. Тяжелый и прохладный. Интересно, как давно я вот так запросто держала в руке этот ключ? Как бы Она ответила на этот вопрос? «Десять миллионов минут назад или, если хочешь, сто тысяч умноженных на миллион секунд назад», – наверное, что-нибудь в таком духе. Небо вдруг начинает хмуриться, собираясь расплакаться холодным апрельским дождем. «А что, если это и не тучи вовсе, а спины серых китов?», – звучит у меня в ушах знакомый голос. Кто это сказал?..

Да что это я?.. Все стою и держу в руках ключ, не решаясь открыть дверь. Может, на самом деле я знаю, кто примял траву, кто дотронулся до моего плеча, и чья тень промелькнула возле виноградного дома. Она ждет меня там, за этой дверью, а я боюсь ее видеть, потому что не хочу виновато улыбаться. Я не хочу, чтобы Она видела, что чуть слабее горят глаза и чуть стерлась улыбка на лице. Я не хочу, чтобы Аля узнала, что пройдет «пятьсот тысяч миллионов часов», и она превратится… в меня. Впрочем, может, на самом деле все не так, и я приехала сюда только ради того, чтобы вновь встретить Алю и вспомнить, где гуляет ветер.

Я вставила заветный ключ в большой железный замок. Он заскрипел, заскрежетал, не желая поддаваться. Двери, ведущие в прошлое, закрыты очень плотно. Дай нам волю, мы вовсе бы заколотили их досками или заложили кирпичом, чтобы навсегда забыть, что когда-то мы были другими. Щелкнул замок, распахнулась дверь, а я зажмурила глаза. Боюсь открыть, боюсь увидеть, что ее там нет. Но она там. Стоит прямо передо мной в красном комбинезоне и с двумя непослушными косичками. Стоит и улыбается, а глаза горят так ярко и чисто, будто ничего ярче и чище на свете нет. Это Аля. Это я.

– Здравствуй, Аля.

Она берет меня за руку своей теплой и мягкой детской рукой.

– Долго же ты…

– Долго… Но я пришла.

– Пойдем, я покажу тебе, где гуляет ветер.

Я вхожу, и дверь со скрипом закрывается.

1.

«Дачное» лето всегда начинается в апреле, когда дедушка снимает тяжелый замок с зеленой двери, и ты попадаешь в тихий спящий дом. Там до сих пор по углам прячется осень, и потому еще пахнет сентябрьскими яблоками, хризантемами и дождями. Кто-то забыл на столе садовые ножницы, моток веревки и голубую кружку с темным налетом от недопитого чая. Рядом лежит старая пухлая книжка про пиратов. На самом деле Аля давно ее прочитала, но между пожелтевшими страницами так хорошо прятать цветы и листья для гербариев! Она думала, что успеет забрать книжку домой, но в тот день пошел снег, и на дачу они больше не ездили.

Хорошо постоять так несколько минут, вспоминая осень и прошлое лето! Их призраки еще бродят где-то в доме. Кажется, совсем недавно Аля училась плести венки из одуванчиков, но прошла целая зима, за которую многое успело измениться.

– Аля, не стой столбом. Дом целую зиму не дышал свежим воздухом, – это бабушка идет открывать окна, впуская в дом апрельский ветер. Он, как известно, не выносит призраков. Воспоминания о прошлом тают и исчезают, заполняя весь дом, да и тебя самого тоже предвкушением нового лета.

Так дача оживала и просыпалась. Бабушка кружилась по дому то с тряпкой, то с веником. Она меняла занавески на окнах, а в большом железном тазу, до краев заполненном водой и мыльной пеной, мыла кружки и тарелки. Дедушка развешивал на заборе полосатые коврики, выбивая из них прошлогоднюю пыль, или с важным видом наводил порядок в сарае. Все старались как можно быстрее заняться делами, будто чем скорее приведешь дачу в порядок, тем быстрее начнет зеленеть трава и распускаться набухшие почки.

Аля всегда помогала бабушке с дедушкой – она тоже хотела, чтобы лето началось как можно быстрее. Но, оказавшись на даче, первым делом она выходила на широкую веранду и подставляла лицо теплым утренним лучам. Аля жмурила глаза и смотрела на солнечных зайчиков, пляшущих на кончиках ресниц. Девочка набирала полные легкие воздуха и ловила запах этого лета. Ведь каждое новое лето пахнет по-разному! Нет, запахи всегда одни и те же – все так же пахнет мокрой землей и молодыми древесными почками. Только сейчас этот запах рассказывал Але вовсе не о дремучих лесах, под густыми кронами которых Ночь коротает свои дни, а о далеких берегах, полных тайн и небывалых открытий. Она сделала глубокий вдох и зажмурилась от удовольствия – это лето пахло как приключение!

Запоминать запахи было ее особым маленьким ритуалом. Аля представляла, что у нее внутри есть загадочная просторная кладовая, которую иногда по ошибке называют памятью. Там, на прочных дубовых полках, стоят пыльные бутылки из мутного изумрудного стекла. Некоторые из них пусты, а некоторые – заполнены клубящимся белоснежным туманом или сверкающей золотой пылью. В каждой такой бутылке непременно спрятан какой-нибудь особый запах. Немудрено, что Аля любила забираться в эту волшебную кладовую! Она мысленно проходилась по широким полутемным коридорам, брала самую дальнюю бутылку, стирала пыль воображаемой рукой и при мягком свете керосиновых ламп (в кладовой обязательно должны светить керосиновые лампы, как в волшебных сказках про подземелья!) читала написанные от руки названия. «Запах звездного неба морозной январской ночью», «Запах опавших осиновых листьев после дождя»… Теперь к этим бутылкам можно поставить и еще одну – «Запах лета, полного приключений».