Страх мгновенно прошёл, сменившись ещё более гадким чувством, от которого появилась резь в глазах. Мне стало жутко стыдно, что я его бросил. Но теперь уже ничего нельзя было изменить.
Я пошёл в сторону дома, повесив голову. Я не знал, что скажу маме и тёте. Мало того, что я потерял футболку, так ещё и предал брата.
Я заплакал от охватившей меня безнадёги. Больше всего на свете мне в тот момент хотелось упасть на землю лицом вниз, обхватить голову руками и умереть. Я растирал слезы кулаками по лицу и думал о смерти.
И тут меня окрикнул брат. Он шёл, улыбаясь, хоть и немного прихрамывая – нога у него была разодрана до крови. В руках он держал мою футболку.
Брат подошёл ко мне и сказал, что всё нормально. Потом увидел, что я плачу, обнял меня и вдруг неожиданно заплакал сам. Он жалел меня. А я проявил малодушие. Мне не хватало твёрдости всегда. Даже в детстве.
В школе меня не замечали, я был самой обычной серой мышью, какие, наверное, найдутся в любом коллективе. Никогда не лез в лидеры и сторонился массовых мероприятий. У меня почти не было друзей. По крайней мере, лучшего друга – уж точно.
Когда я поступил в университет на факультет истории, я думал, что теперь пришла моя пора и наступило то самое время, когда я перекрою свою жизнь. Раскроюсь целиком, так сказать. Явлю миру свои таланты.
Прошло четыре года. Я получил диплом бакалавра, но ничего так и не изменилось. Я остался таким же, каким и был. Серой мышью в тёмном подполе.
У меня были девушки, но мне постоянно мешала моя застенчивость. Даже если у нас начинались более-менее серьёзные отношения, всегда возникала черта, которую я не мог переступить. Не знаю, как это называется, но что-то такое, что вставало передо мной неразрешимой проблемой.
Я потерял девственность только в двадцать два, примерно на треть жизни позже своих ровесников, а это, на мой взгляд, уже о чём-то да говорит.
Моя последняя девушка была лучшей из всех. Я её боготворил. Думал на ней жениться. Мне как-никак уже тридцать один. Мы встречались почти два года. Всё шло хорошо. По крайней мере, так мне казалось.
Три месяца назад мы с ней поехали за город к реке. На электричке добрались до нужной станции, а потом полчаса шли по узкой тропинке вдоль железнодорожной насыпи. Кругом росли кусты ракитника и дикой акации. Она нашла побег омелы на большом дереве. Сказала, что это хороший знак. Насколько мне было известно – плохой. Но я ей об этом не сказал.
Вскоре тропинка вильнула от железной дороги в лес, и мы оказались под сенью огромных сосен, закрывавших своими ветвями небо. Моя девушка рвала цветы, а я шёл рядом. Мне нравилось быть с ней наедине. Мне нравился тот солнечный день. Но она была как будто немного грустной.
Тропинка вывела нас к обрыву, с которого открывался вид на речную долину. В том месте русло наискось пересекали скалистые пороги, и река катилась бурно, блестя серебром на стремнине; вдоль берега скапливалась густая мутная пена. Пахло рыбой и водорослями. Посреди реки виднелся островок, на котором возвышались руины старой водяной мельницы.
Мы стояли и смотрели на реку, когда она это сказала. То, что навсегда изменило мою жизнь.
Не знаю, почему она выбрала для этого именно тот день и то место. Может быть, чтобы сделать мне больнее. А, может, и нет. Но всё вышло так, как вышло.
Моё ощущение счастья, которое дарили река и солнце, и эти камни, поросшие мхом – останки мельницы на островке, – рассыпалось рваными фантиками по ветру…
