Пробуждение было тяжким, количество выпитых чашек кофе не поддавалось исчислению. Обе хмурые очень долго и тщательно наносили бравый макияж. Хочешь, не хочешь, можешь, не можешь, а от работы отлынивать мы не были приучены. Дорога на службу мне показалась бесконечной, а смена в этот раз тянулась и тянулась и казалось, будет вечной моей мукой и искуплением за содеянное над Сашкой издевательство. Работа продавца не позволяла мне особенно отвлекаться на посторонние вещи, поэтому мысли о несчастном козлике Сашке я загнала куда подальше в подсознание. Это помогло преодолеть себя и начать качественно обслуживать покупателей. Я лицо магазина, хоть сегодня и выгляжу не совсем респектабельно. Надо соответствовать выбранной профессии. Вот так-то вот!
О незадачливом женишке Янки я вспомнила впервые за весь день только, когда совершенно обессиленная выползла из магазина и отправилась домой. Я шла и не чувствовала радости бытия. Как там Яна? Смогла ли сестрица влиться в коллектив медицинского персонала и заняться любимым делом? И где же там у речки блуждает наш серенький козлик? И станет ли он когда-либо снова человеком? Почему отрава так на парня подействовала? Может, Великая книга судеб смилостивится и поможет расколдовать Янкиного ухажёра? Вот поедем с Янкой в деревню, я и полистаю Великую книгу на досуге.
Я возвращалась домой, а время уже близилось к полуночи. Ох, не любила я эти полуночи, мне всегда в эти часы хотелось сидеть дома в своей уютной комнатке и пялиться либо в телик в киношку, либо листать новости в интернете. Да без разницы, чем заниматься, только бы не шляться по пустым и тёмным и поэтому загадочным улочкам нашего старинного городка. К сожалению, наш продуктовый магазин работал ровно до двадцати трёх ноль-ноль, и я жутко боялась топать домой одна, выбирала дорожки поосвещённей, а тут как на грех задумалась и попёрлась короткой дорогой напрямки. Ой какие там прямки, понесло меня болезную по едва приметной тропинке через кусты. Вроде и дома рядом, вот они виднеются, а боязно-то как!
В потёмках слышались шорохи. При свете дня эти шорохи как-то пролетают мимо, на них почти не обращаешь внимания, в полночь такие шорохи очень даже слышны. Вот слева послышался не то скрип дверей, что давно не смазывали, не то вопль обиженного годовалого ребёнка. Скажите мне пожалуйста, откуда здесь в городском парке ночью может орать годовалый ребёнок? И каким это надо быть родителем, чтобы таскаться ночью пусть даже и в мае с ребятёнком? Бред какой-то. А что за дверь могла скрипеть?
Нахальный соловей отвлёк меня от раздумий, он порхнул откуда-то незаметно и вот уже сидел на спинке деревянной лавочки. У нас ещё и такие скамейки остались – раритет! И ведь совсем меня не боится, дурачок. Я едва успела подивиться храброй птахе, как он встрепенулся и запел. О, Боже, что это были за трели! Он рассыпался в руладах, щёлкал на все лады и затихал лишь на миг, чтобы перевести дыхание. Я замерла очарованная, застыла на месте, боясь вспугнуть влюблённого певца. Он же пел не для меня, он же трели свои выводил для самочки, что ему приглянулась, той самой, для которой он и гнёздышко уже подготовил, свил. Надо же! Серенький, невзрачный, маленький, но какой голосина! И вдруг соловей покинул меня, спешно взялся с места и улетел. Что-то или кто-то спугнул птичку.
Неожиданно из-за куста выглянул козлик, чем немало меня напугал. Козлик посмотрел на меня и тихо и жалобно мекнул. Сашка – не Сашка, или это вообще другой козёл? Сколько козликов без надзору может бегать ночью в парке в городе? Правильно, ни одного! Мне стало очень не посебе. Серенький козлик тряхнул своей рогатой козлиной головой, и тут я заметила у него на шее яркую розовую ленточку, ту самую ленточку. Сашка! Точно козлик Сашка! Козлик уныло переставляя копытцами побрёл к речке. Он оглянулся, боднул головой воздух, снова оглянулся на меня, словно звал за собой. В неверном свете луны было видно, что у козлика хвостик дрожал от страха, да и сам он похоже мелко трусил в испуге. Козлик жалобно мекнул, потом ещё разок мекнул уже протяжно и потопал дальше. Странный козёл однако, трясся в испуге, мекал, но упорно пёрся в сторону водной глади, а в нашем случае в сторону речки. Козлик явно боялся тёмных зарослей ивняка, что росли вдоль берега. Я тоже их опасалась, но шла за ним молча и не мекала. Я как зачарованная усталая, голодная, опасающаяся всяких напастей, упорно топала за Сашкой. Я еле ноги волочила после долгой и тяжёлой смены, но мне не позволяла моя совесть на всё плюнуть и отправиться домой. Я с тяжёлым сердцем, в душе проклиная свою обязательность, поплелась за проклятым козликом, который продолжал на меня оглядываться и подбадривать короткими меканьями. Подойдя к речке, козёл не без опаски зашёл в воду, часто переступая копытами. Поначалу в реке он долго и жадно пил воду. Потом Сашка поднял свою смешную и очень миленькую бородатую мордочку, поглядел на меня долгим полным отчаяния взглядом и вдруг бросился в тёмные ещё весенние и потому холодный воды с головой. Козла сразу накрыло, и воды сомкнулись над его пустой башкой и перестали колыхаться, замерли на месте. Течение было таким слабым, что я почти не видела волн. Я стояла с открытым от ужаса ртом. Что я теперь Янке скажу? Козёл, то есть Сашка совершил самоубийство? Сашка на моих глазах добровольно утоп? Только не это! Что угодно, но только не это! Я не переживу факт самоубийства из-за моей глупости! Тяжка доля моя.
