– Ну что? Проспали Ниццу? – спрашивает Николай Иванович жену.
– Постой… Ничего не понимаю. Надо еще спросить. Ну а Ницца, монсье? Нис? Ну завон дорми и не савон рьян… Нис… Ну закон пассе Нис?
– О, non, madame. А Nice nous serons à six heures du matin.
– Слава богу, не проехали! – произнесла Глафира Семеновна. – Фу, как я давеча испугалась.
– Да ты спроси, Глаша, хорошенько.
– Мэ се не па Итали? – снова обратилась Глафира Семеновна к пассажиру.
– Non, non, madame. Soyez tranquille. L’Italie c’est encore loin.
– Мерси, монсье. Нет, нет, не проехали. В Ницце мы будем в шесть часов утра. А только скажите на милость, какой здесь климат! Совсем Италия. Пальмы, апельсины, лимоны, кактусы. Да и лица-то итальянские. Вон мужик идет. Совсем итальянец…
– Без шарманки, так, значит, не итальянец, – заметил Конурин.
– Молчите, Иван Кондратьич! Ну что вы понимаете! Дальше своего Пошехонья из Петербурга никуда не выезжали, никакой книжки о загранице не читали, откуда же вам знать об Италии! – огрызнулась Глафира Семеновна и продолжила восторгаться природой и видами: – Водопад! Водопад! Николай Иваныч, смотри, какой водопад бьет из скалы!
А с моря между тем поднималось красное зарево восходящего солнца и отражалось пурпуром в синеве спокойных величественных вод. Начиналось ясное, светлое, безоблачное утро. Из открытого окна вагона веяло свежим, живительным воздухом.
– Ах, как здесь хорошо! Вот хорошо-то! – невольно восклицала Глафира Семеновна.
– Да, недаром сюда наши баре русские денежки возят, – отвечал Николай Иванович.
– Cannes! – возгласил кондуктор, когда остановились на станции.
Поезд опять тронулся, и дальше пошли виды еще красивее, еще декоративнее. Солнце уже взошло и золотило своими лучами все окружающее. Справа синело море с вылезающими из него по берегу громадными скалами, слева чередовались виллы, виллы без конца, самой прихотливой архитектуры и окруженные богатейшей растительностью. Повсюду розовыми цветками цвел миндаль, как бы покрытый белым пухом, стояли цветущие вишневые деревья.
– Господи боже мой! И это в половине-то марта! – воскликнул Николай Иванович. – А у нас под Питеромто что теперь! Снег на полтора аршина и еще великолепный, поди, санный путь.
Проехали Грасс. Опять справа море и слева виллы без конца, прилепленные почти к отвесным скалам. Наконец поезд опять въехал в туннель, пробежал по нем несколько минут и выскочил на широкую поляну. Виднелся город. Еще минут пять, и паровоз стал убавлять пары. Въезжали в обширный крытый вокзал и наконец остановились.
– Nice! – закричали кондукторы.
– Ницца… – повторила Глафира Семеновна и стала собирать свой багаж.
На подъезде к станции толпились представители гостиниц в фуражках с позументами и выкрикивали названия своих гостиниц, предлагая омнибусы. Супруги Ивановы и Конурин остановились в недоумении.
– Куда же, в какую гостиницу ехать? – спрашивала Глафира Семеновна мужа.
– Ах, матушка, да почем же я-то знаю!
– Однако надо же…
– Модное слово теперь, «вив ля Франс» – ну и вали в «Готель де Франс». «Готель де Франс» есть? – спросил Николай Иванович по-русски.
Представители молчали. Очевидно, под таким названием в Ницце гостиницы не было, или омнибус ее не выехал на станцию.
– «Готель де Франс»… – повторил Николай Иванович.
– Постой, постой… Спроси лучше, в какой гостинице есть русский самовар – туда и поедем, а то нигде за границей чаю настоящим манером не пили, – остановил его Конурин и в свою очередь спросил: – Ребята! У кого из вас в заведении русский самовар имеется?
