– Как думаешь… – вполголоса пробормотал Ричард и запнулся.
– А? – ласково отозвалась Ишка.
– Может быть, Старатос прав, и всему пора измениться, а мы лишь цепляемся за пережитки старого?
– Нет! – горячо воскликнула она. – Смотри!
Ишка подбежала к окну и рывком раздвинула занавески. Ночные огни окон и фонарей мерцали там, в бездне, наполненной кромешной тьмой. Даже в столь поздний час на улицах встречались гуляющие и наслаждающиеся иным, тёмным, окутанным манящей загадочностью видом. Художники работали, стараясь уловить дух изнанки города, той, что предстаёт лишь после захода солнца. И даже в столь поздний час чуть ли не на каждом углу торговали выпечкой и сладостями. Гигантские шестерёнки, пружины, странные колёса, пластины, ступени, соединяющие ярусы города между собой – дополняли пейзаж, ни одна деталь не выглядела гротескно или неуместно. Они были террасами, мостами, дизайном домов. Город был серьёзен, собран, деловит – и, вместе с тем, по-особенному разгульно-бесшабашен. Холодный механизм, столь милый сердцам его жителей. Как и всюду, здесь стремились к богатству и статусу. Как и всюду, были неравнодушны к искусству, красоте, изяществу. Как и всюду, желали безопасного, мирного существования.
– Видишь этот город, в котором каждый всегда куда-то спешит? Возможно, не все они довольны жизнью или видят в ней смысл, но Старатос… Он искалечит их. Ты же знаешь, что он натворил с рассудком этой бедной девочки, Марион. Она сделалась убийцей, потому что он ничего ей не показывал и не объяснял, а она попыталась следовать его пути – примеру, который видела перед глазами! Такой человек не сможет завершить преобразование мира, он переломает и растопчет сотни душ!
– И всё же… – задумчиво протянул Ричард.
– И всё же он рождён таким же, как ты и я, а отнюдь не божеством, чтобы принимать решения за всех! Что мы знаем о нём? Ради своей цели он осквернил усыпальницу великой героини. Он преступил несколько алхимических запретов так, словно это ему ничего не стоило. Он пытался повлиять на тебя, подослав гомункула, чтобы устранить твоего друга, и наверняка похитил бы тебя помимо твоего согласия, если бы не мы. Насилие стало естественным для него. И его мир будет построен на жестокости и залит кровью. Найдя одно якобы великое благо и достигнув его ценой бесчисленных жертв, легко поступать так снова и снова, с каждым разом всё меньше задумываясь. А в обществе всегда найдётся, что исправлять!
Ишка понимала, что вспылила, но остановиться не хотела, ей было важно достучаться до Ричарда. Ричард смотрел на неё. Долго. Молча. Она помнила, как выглядит для него, он как-то раз описал – белый цветок, способный вынести любые вьюги и морозы, но с трудом переносящий тепло. Эти цветы напоминали искусственные, они могли срезанными стоять целый год, но даже прикасаться к ним было холодно – спрятанные в обманчивой нежности лепестков иглы ледяной стужи кололи пальцы.
– Я люблю тебя, – наконец сказал он, и это было уместно.
Ишка снова напомнила ему о настоящем положении вещей, расставила все точки над "и". Её рациональность и хладнокровие всегда уравновешивали его эмоции, которых ей, в свою очередь, порой не хватало. Что и говорить, она и впрямь была его хранителем.
– И послушай, я хочу тебе кое-что сказать.
– Да? – она чуть напряглась, потому что в его интонации было что-то такое, для чего люди порой зреют месяцами, если не годами, а, наконец собравшись с духом, могут хлебнуть для храбрости глоток-другой ядрёного спиртного.
