Гемоглобин. Bleed For Me - страница 11

– Делай со мной все, что хочешь, – устало произнесла я.

Честно говоря, меня немного утомили все эти расслабляющие процедуры.

– Расслабься и просто получай удовольствие! – сказал он и хищно щелкнул ножницами.

Они все так переживают за то, чтобы я получила удовольствие. Вероятно, это единственное удовольствие, которое я смогу тут получить. Они-то знают, вот и ценят.

– Так, ну, что тут у нас? – Винсент поднял к глазам прядь моих волос и прищурился. Судя по лицу, он был не в восторге.

– Это «омбре»27, – вяло промямлила я.

– Дарлинг, это все, что угодно, только не «омбре»! – на слове омбре он закатил глаза.

– Угу, вообще-то я парикмахер, – пробубнила я.

Винс как-то подозрительно недоверчиво хмыкнул, теребя мою прядь.

– Серьезно? Никому не говори об этом.

Я открыла рот, чтобы ответить. Честно. Но знаете, в такие моменты ничего остроумного в голову не приходит. И я просто похлопала губами.

Как вуалехвост.

И, разумеется, для Винсента я тут же перестала существовать. Для него остались только мои волосы.

Натуральный цвет моих волос был пегим. В общем, никаким.

И он был идеальным для экспериментов.

В младших классах, как только выглядывало солнце, я выгорала до золотисто-рыжего, и становилась похожей на королеву чирлидеров с легким загаром и веснушками. Но, примерно к Хэллоуину, я снова превращалась в худого бледного червя с черными кругами под глазами, синяками по всему телу и пегой челкой.

В старших классах настало время экспериментов, и кажется, завуч делал ставки, с каким цветом волос я приду на занятия после уикенда.

Именно тогда я довольно близко познакомилась с директрисой и школьным психологом.

И это именно директриса Картер, во время моего «голубого периода» в выпускном классе в очередной раз вызвала меня в свой кабинет, и молча выложила на стол брошюры Мемфисской Школы Дизайна Волос.

В Академию Парикмахерского Искусства New Wave я поступила только через год после выпуска, и мне нравилось там учиться. А главное, я совершенно спокойно могла красить волосы в дикие цвета. И не только себе.

Моей любимой подопытной была кузина Шона, которая была на стиле и «в готике». Я мечтала стать модным стилистом у Келли Озборн, пока все не намоталось огромным вязаным свитером.

В нашей Академии учились только девушки, и нужно ли рассказывать, насколько мы были очарованы каждым новым ухажёром. Вот и я не оказалась исключением. Он был тем, из-за кого проливаются девичьи слезы и разбиваются сердца. О его скулы можно было порезаться, глазами топить лед, а прессом колоть орехи.

И, да, у нас был назначен день свадьбы. А на моем тонком пальце красовалось колечко с камушком приличных размеров.

Мои родители были счастливы, банкет оплачен.

Именно из-за своих свадебных планов, и нетерпеливых мечтаний стать миссис Харт я и пропустила тот момент, когда наша Академия просто перестала существовать. Как это возможно, мы же в Америке, скажете вы. Очень просто.

Это Мемфис, детка.

Из воспоминаний меня бесцеремонно выдернула расческа Винсента, пытавшаяся продраться через спутавшиеся пряди, и остатки белой глины на шее.

– Длинные… Это тоже хорошо… Кожа у тебя довольно бледная… Но не совсем мертвенного цвета. Так… Глаза у нас… Хм… какая разница, какого цвета у нас глаза, все равно подберем контактные линзы, и будут того цвета, какого нужно, – Винсент явно разговаривал сам с собой.

Глаза у меня были темно серые, грязно серо коричневыми с темными вкраплениями. «Муть болотная», как говорит мой папа. Такие же, как волосы, если на них не попадало солнце.