На улице за окном падал первый снежок. Красиво падал, впервые не радовал Валентину. Как им продержаться в этой холодной избушке? Она каждый день вспоминала бывшего мужа, не понимала зачем он оставил их умирать, забрал паспорта, свидетельства о рождении, подсунул поддельные с новой фамилией. Конечно, она знала, что по старой фамилии найдут их сразу. Но как же поступить, либо умереть от того, что найдут бандиты, либо умереть от холода. Итог один и тот же. Валентина сильнее прижимала к себе дочерей, теперь они спали втроем на одном диване, чтобы не замерзнуть. Днем ходили греться в многоэтажные дома, расположенные поближе к даче. В подъездах были батареи. Но шепотом говорить было не очень приятно, терпели, чтобы не выгнали хозяева квартир, расположенных на первой площадке. Работы становилось все меньше. Огороды давно убраны, дома утеплены, куры проданы, денег не хватало даже на хлеб.
«Пойду завтра в милицию, скажу, что документы украли, пусть выдадут другой паспорт, но с голоду не позволю умереть детям», – вздыхала Валентина, доставая бутерброды, заготовленные заранее и термос, который оставил им Григорий Фомич.
Валентина искала глазами его среди всех проходивших мужчин. Но ей мерещился только муж в белом костюме, каким запомнился. Сказать, что она его ненавидела нельзя было! Как могла оправдывала первого мужчину в своей жизни, первого друга в детском доме, первого родственника в жизни. Говорила, женщина виновата, соблазнила неопытного, не знает видно, что у него дети есть. Иначе какая – бы мать позволила так поступить? Конечно, он ей не сказал про детей. Ничего, может образумится, поймет, что наделал. Может с головой что случилось. Он же в последнее время сильно пострадал: все потерял, что строил для семьи. Весь бизнес. Вернется, никуда не денется. Он же за Марго, наверное, скучает? Не расставался с ней надолго никогда. Да и за Наташей тоже. Хоть она с ним постоянно ссорилась.
Валентина улыбнулась, глядя на Марго, которая засовывала бутерброд с таким аппетитом, будто от скорости засовывания зависит вся жизнь. Вспомнила, как последний кусочек всегда отдавала отцу. Наталья обняла крышку термоса, дышала травяным настоем, который сама собирала в полях, запах чабреца успокаивал, она закрыла глаза, вспоминая счастливую жизнь в Мурманске. Хорошо, здесь нет таких холодов, иначе бы замерзли совсем.
– Атас! – закричал цыганчонок, забегая в подъезд. За ним следом хлопнула с грохотом дверь и перед Валентиной появилась воровка шубы.
– О, кума, привет! – шепотом произнесла она, приставляя палец к губам, затем схватила Валентину за плечи, приказала присесть на пол, чтобы не видно было из окна. Девчонок схватила в обнимку, руками закрыла им рты. – Сидим тихо, пусть менты проскочат.
За дверью послышались тяжелые шаги, мужское дыхание, свисток и удалявшийся топот, бежали несколько человек. Валентина зло смотрела на цыганку Марию. На всю жизнь запомнила эту новую подругу. Шубы на ней не было. Как всегда, короткое пальто в растопырку пуговицы и длинная бархатная юбка снизу. Цыганчонок в рваных штанах, потертой кожанке, на два размера больше улыбался беззубым ртом Марго. Она укусила цыганку за руку, та вскрикнула, подула на пальцы, будто обожглась.
– Ах ты, зверек! – вскрикнула она. – Больно же!
– Отдай мамину шубу! – процедила сквозь зубы Марго, держась за бархатную юбку.
