– Да есть у меня охрана, – ответил директор.
Курин усмехнулся, сказал, а сколько теряете при этом в месяц. Коньяк получете в цистернах тридцатиградусный, спирт разбавленный… Так ведь? А я смогу сократить эти убытки до минимума.
Директора удивила такая осведомленность. Но спорить не стал. Сказал, что подумает. Попросил зайти через пару деньков.
В тренерской комнате Виктора Старкова три полки заставлены кубками, на стенах фотографии борцов разных лет, все больше черно-белые. Курин вгляделся в лицо спортсмена в борцовской форме увешанного медалями.
– Родионов первое золото взял на Европе. – Пояснил Старков с нескрываемым пиететом.
Курин выложил из дипломата сверток с деньгами. Сказал, что занес, как положено десятину.
Старков строго оглядел Курина, щуря больше обычного свой левый глаз, поврежденный в детстве, из-за чего, как он сам считал, не смог пробится на спортивный Олимп.
– Ты наглый пацан. Такую тему крутую оседлал… – И было непонятно, хвалит он или ругает. – Ты только не борзей.
– Да не, тема чисто коммерческая. Охрана, перевозки.
– Тренируешься? Ты ж вроде кэмээса достиг…
– Так изредка. Если бы в армию не забрали, может, мастера получил. Третьяков меня на первенство России готовил… В спортроту не попал, а в казарме под Иркутском, какие могут быть тренировки. А когда дембельнулся, Третьякова уж нет, зал наш на поселке кооператоры суки прибрали под пошивочный цех.
– На Тыр горе новый рынок открылся. Пока без присмотра. Нужно помочь, чтобы чечены и армяне не влезли.
Курин кивнул одобрительно. Чуть помедлив, спросил: «А как же твой бригадир Зяма?»
– Оборзел Зяма. Наркоту начал пихать… Короче, ты заходи. Да еще вот… я в малом зале новую грушу повесил. Перчатки и лапа имеются.
На выходе из тренерской Курин приостановился, втянул ноздрями знакомые запахи, оглядел вереницу пацанят, чередовавших пробежки с кувырками через плечо. Один из них, похоже, новичок, завалился на бок у самой двери. Курин нагнулся, поддернул его вверх. «Голову подбирай и резче переворот», – сказал так, как говорил когда-то тренер Третьяков, подбадривая салажат.
Курину, после покушеня, советовали залечь на дно, а еще лучше уехать в Германию, где у него появился зерновой бизнес. Но за этим крылось что-то поганое, как он решил для себя, давно уже не доверяя, даже старым знакомым пацанам с Вишняков. Их, правда, осталось немного в Царевске. В том числе Геныч, с которым учился в одном классе. Позвонил ему, позвал для переговоров, в надежде найти ответ на вопрос, что делать в этой ситуации, когда Толя-Хазар ощутил себя бессмертным гангстером. Нашел входа и выходы в администрацию области и, может быть, в прокуратуру.
Тем временем включил видеомагнитофон, стал просматривать нарезку с камер видеонаблюдения. Эти миниатюрные американские камеры им привезли недавно. Камеры незаметно смонтировали на фасаде, в офисных помещениях, в клубе «Шариот».
Человек в спецовке и вязаной спортивной шапке надвинутой по самые брови, подметал тротуар. На снимках хорошо читались его медленные движения, как и шаги, два вперед и вот он приостановился. Что-то подгреб, снова два-три раза махнул и встал. Пошел назад. Голова все время опущена с боковым наклоном. Вот он присел, неторопливо перевязывает шнурки армейских высоких ботинок.
В кабинет стремительно вошел без стука напарник Воронов, в просторечии Геныч.
– Смотри, смотри, Геныч! Вот он поддернул штанину. А там у него кобура. Похоже, профи. А я уже на ступеньках, охрана расступилась у двери. Что-то меня заставило дернуться, то ли стук падающей метлы, то ли свист пули…
