Генерал на белом коне (сборник) - страница 38



Битва при Краоне началась рано утром. Французов было 50 000, русских всего 14 000. Попо, открыв сражение, еще не знал, что против него стоит сам Наполеон, а Наполеон не ведал, кто стоит во главе русских. Император скакал сейчас через фланги:

– Кто этот дерзкий, что осмелился вступить в единоборство лично со мною? Вернулся Барклай? Или подошел Беннигсен?

Французы в натиске отважном сминали передовые линии русских. В разгар сражения до Попо дошел слух:

– Молодой Строганов убит… Ядром ему оторвало голову!

– Коня! – И Попо поскакал в огонь битвы.

Нет, сын – невредим! – стоял в плотных шеренгах, счастливый от участия в битве. Попо с трудом перевел дыхание.

– Ты… жив? – спросил он. – Выходит, слухи неверны.

– Я жив, отец. Поверь, мне сейчас очень хорошо…

Битва при Краоне закончилась под вечер – в топоте и ржанье лошадей. Попо бросил на траву подзорную трубу. И вот тут, в конце битвы, к его ногам положили тело без головы, оторванной ядром. Это и был его сын… Что должен был испытать он, отец, когда с полей Франции увозил на родину тело сына, которому мать не могла на прощание даже заглянуть в лицо!

При встрече с женой Попо сказал ей:

– В последние мгновения жизни наш сын был счастлив. Поверь, это так: я видел его лицо – лицо счастливого юноши…

Для Попо жизнь кончилась. В грудь вошел туберкулез. Он отплыл на фрегате «Святой Патрикий», и была смерть на безлюдном корабле – на якорях, в скрипах шпангоутов, под вой собаки, лизавшей ему руки. Его погребли рядом с сыном на кладбище Александро-Невской лавры в столице…

Пушкин с большим уважением относился к семейству Строгановых и знал подлинную его историю. Остались его стихи:

О страх, о горькое мгновенье,
О… когда твой сын
Упал сражен, и ты один…
И предал славе ты чужой
Успех, достигнутый тобой.

Долгое время эти стихи так и печатали (с пропуском). Юрий Тынянов проставил на месте пропуска слово «Строганов», и тогда все стало ясно… А успех при Краоне Попо подарил графу Воронцову, который до конца дней называл себя «победитель при Краоне».


Был грозный для нашей страны 1942 год, когда в холодном номере неуютной гостиницы в Перми умирал человек с высоким лбом мыслителя. Это был Юрий Тынянов, и перед смертью он торопливо заканчивал свой последний в жизни рассказ.

Рассказ под названием «Гражданин Очер».

Все книги и рукописи писателя остались в его квартире – в блокадном Ленинграде. Он писал о Попо лишь то, что сохранила ему угасающая память. Не надо спрашивать, почему в суровую годину Тынянов, умирая, обратился к жизни человека, жившего задолго до нас… Он писал о гражданине-воине, писал о горячем патриоте, который жертвует всем ради пользы отечества!

Первый листригон Балаклавы

В молодости, настроенный романтично, я впервые встретился с легендарным Ламбро Качиони в книге Николая Врангеля «Венок мертвым». Автор, назвав этого человека «свирепым», ничего более о нем не сказал, опубликовав два портрета – самого Ламбро Дмитриевича и его жены, красивой левантинки, которую тот добыл при абордаже турецкого корабля, а уж потом влюбился в нее…

Нам не понять появления в Петербурге греческих патриотов, если не будем знать, что Греция веками изнемогала под турецким игом, а сами греки, жаждая свободы, взирали на Россию с надеждой как на избавительницу. Русские издревле стремились к Черному морю, но каждый раз наши предки встречали сопротивление турецких султанов, и в борьбе с Турцией русский народ неизменно находил поддержку у народа эллинского. Таким образом, исторические чаяния греков о национальной свободе неизбежно переплетались с чаяниями россиян, отчего давняя дружба Греции и России всегда была, есть и будет достойной нашего внимания.