Но Барбара Леви была иного мнения. Буквально через полчаса после ухода Лидочки от госпожи Леви пришло письмо по электронной почте:
«В прокуратуре опять скажут, что им этого мало. Продолжайте. Хочу знать, кто именно и почему избил Константина. Гонорар за уже сделанную работу + 300 евро аванса переведены на ваш счет.
Леви Б.»
По поводу прокуратуры Барбара Леви была не совсем права: когда есть факт нападения и есть свидетели, дело заведут и даже, наверное, серьезно к нему отнесутся – все-таки иностранный журналист пострадал. Но ответу госпожи Леви Денис, честно говоря, обрадовался – ему самому хотелось продолжить.
Коллеги-соратники тоже не привыкли бросать работу на полдороге – и к восьми утра в конторе был полный сбор.
– Ну как, передохнули? – справился Денис. – Работаем дальше. Госпожа Леви желает знать имена нападавших на Эренбурга злодеев и причину, их к тому побудившую.
Сыщики собрались у стола, обсуждение словно бы и не прерывалось.
– Пока они там отдыхали и расслаблялись, – кивнул на коллег Макс, – я все проверил. Фамилии в дополнительном списке Эренбурга не вымышленные. Академик Иван Сергеевич Копылов действительно погиб в автомобильной катастрофе на Варшавском шоссе в тридцати пяти километрах от Москвы двадцать седьмого февраля прошлого года – не справился с управлением на обледенелой дороге. И Сергей Цемлянский умер от инфаркта четвертого апреля две тысячи второго года. И профессор Иннокентий Новицкий погиб девятнадцатого мая две тысячи второго года – действительно был взрыв. Что именно взорвалось, не пишут, но работал он в области физики низких температур. И по остальным то же самое, факты смертей Демитряна, Зарубина, Левкоева, Арамеева, Качинцева Эренбург не сочинил, но никаких сомнений, в прессе во всяком случае, в естественности этих смертей до сих пор не возникало. За исключением, конечно, Арамеева, которого застрелили на охоте. Там ведется следствие.
– А этот, как его… Кропоткин? – поинтересовался Сева.
– Николай Николаевич Кропоткин, – ответил Макс, – потомственный интеллигент, возможно даже аристократ, коллегами и учениками в некрологах, во всяком случае, характеризуется, как выдающийся ум, то есть подпадает под определенную Эренбургом категорию «Ученые с большой буквы». В больнице не лежал, на сердце никогда не жаловался. Ему, конечно, шестьдесят два года, но вполне бодрый был старичок, продолжал работать. Занимался полупроводниковыми лазерами, руководил лабораторией. Утром в субботу еще был на работе и прекрасно себя чувствовал, а вечером хлоп – и умер. «Скорая» даже не успела довезти до больницы.
– То есть Эренбург не мог заранее просчитать его смерть из соображений долгой, продолжительной болезни, – резюмировал Щербак.
– А не мог он просто ткнуть пальцем в небо? – справился Филя Агеев. – Выбрал наугад профессора-физика…
– Ты представляешь, сколько профессоров-физиков в стране? – буркнул Макс. – Только в Москве их сотни. Эренбург этого Кропоткина конкретно просчитал из каких-то своих соображений, которые в статье не привел. Но вот тут у нас есть схема…
– Подождите, – прервал Денис. – Мы начинаем погружаться в Кропоткина, забывая об остальных первоначальных версиях. Давайте разберемся во всем по порядку.
– А первоначальные версии все отпали, – развел руками Николай. – Что у нас там было? Травма, вызванная опьянением? Не подтвердилось. Банальное хулиганство? Тоже мимо.
