Он через силу ухмыльнулся:
– Только зубы вот прежние остались… Бывают разве октороны с такими зубищами?
– И не такие бывают, уж поверь. Ты, кажется, и ростом выше стал?
– Немного, может. Да, нагулял мяса, пока сидел здесь. Кормежка отменная… Скоро стану толстым, как наш священник из Церкви Человечества.
Она потрепала его по плечу, и он против воли рассмеялся. Одно только присутствие Гретель в его камере делало воздух чище и сытнее. А еще он машинально схватил ее за тонкую полупрозрачную кисть и убедился, что крошечный мизинец на месте.
– Как ты пробралась сюда? – спросил он, заметив, как искорки смеха в глазах Гретель медленно тают, точно она вдруг вспомнила о чем-то плохом и неприятном. – Она знает?..
Гретель помотала головой, косички запрыгали в разные стороны.
– Не знает. Она ушла, но скоро будет. Собирает разные травы на опушке леса. Вытягивает из них… разные… штуки. Мне она запретила сюда заходить. И дверь заперла.
– Дверь? Какую еще дверь?
– Мышечную перепонку, – легко пояснила она, – здесь все двери такие. И на каждой – генетический замок. Такая специальная штука… Ну, чувствует выделения кожи и распознает генокод. Я уже знаю, как эти штуки работают.
Ого. Кажется, сестрица не теряла даром времени – в отличие от него. Пока он строил бессмысленные планы, терзал себя предвкушением мести или валялся в апатии, десятилетняя сестра уже умудрилась стащить ключ!..
– И как ты отперла замки?
Вместо ответа она улыбнулась и показала ему левую руку. Присмотревшись, он заметил на ней тонкую и влажную резиновую перчатку.
– Пот. Он – катализатор для симпатических реакций внутри замка, – пояснила Гретель таким тоном, словно объясняла малышу, отчего дождь падает сверху вниз, а не наоборот. – Понимаешь, весь этот дом – живой. И им управляют нервы, как и нашими телами. Они тут вроде электропроводки. Мы ведь дергаемся, когда чувствуем боль, например. Или потеем, когда нам жарко. Мы делаем это бессознательно, не задумываясь. Вот и дом реагирует на отдельные раздражители определенным…
– К дьяволу его! – воскликнул Гензель в нетерпении. – У нас, кажется, мало времени, а? Ты ведь знаешь, что ведьма хочет сделать со мной?
– Знаю, – сказала она, маленький острый подбородок поник. – Она говорила. Потому-то я и пришла…
– Сбежим? – вскинулся он, хватаясь за решетку обеими руками. – Ты ведь об этом? Ну так давай! Открывай эту проклятую дверь, и побежали!
Гретель печально покачала головой:
– Извини, братец… Эту дверь я не могу открыть. Слишком сложный замок, рассчитанный на определенные ферменты ее тела. Я пока не могу открыть такой. Я учусь, но…
Вздох разочарования, который сам вырвался из его груди, походил на хрип прохудившегося старого меха.
Рано обрадовался, дуралей. Думал, девчонка вытащит тебя из-за решетки и дело в шляпе? Так просто решил отделаться от геноведьмы? Генетический дурак…
– Нам надо потянуть время, – решительно сказала Гретель. – Слушай внимательно. Она считает, что ты уже почти готов. Для… для разделки. Ты достаточно окреп, ткани восстановились.
– Как она может это знать? – искренне удивился он. – Я ее и видел-то только раз. Что же она, щупает меня, когда я сплю?
Гретель опять взглянула на него как на несмышленого городского дурачка-мула. Была бы это какая-то другая девчонка – он бы, пожалуй, щелкнул ее по лбу за такой взгляд. Ученица ты ведьмы или нет, а не задавайся! Но это была Гретель. Его сестрица, на которую невозможно было злиться.
