Вертолеты дозаправились на базе Лора. Порт-Калинус встретил его стерильной прохладой госпиталя.
Еще через два месяца Стриж покинул стены Центральной клиники Порт-Калинуса. Чиновник Департамента был сух, деловит и корректен: «Ваше имя, частное имя, возраст, гражданство?.. Все в порядке, данные совпадают… Готовьтесь к экстрадиции на родину… Почему не ожидали? Вот запрос из Порт-Иллири, вот ваша подпись. Какие еще другие условия? Какой еще полковник Хиллориан? Сейчас, справлюсь в Системе… Мне жаль, он числится среди пропавших без вести… Вы говорите – нарушение гарантий? Еще раз, мне очень жаль. Впрочем, у покойного полковника все равно не было прав отменять решения Калинус-Холла… Да, да. Не стройте из себя воплощенную наивность… Что? Не в курсе… А на такие вопросы не отвечаю… А это – закрытая информация…»
Стриж пытался спорить, испытывая бессильное, безнадежное бешенство, тем более унизительное, что ситуация вынуждала его к предельной корректности. Каленусиец сухо кивнул на прощание. На замкнутом как дверца сейфа лице прорезалось некое подобие человеческого выражения. Чиновник окинул взглядом пустые, без пси-датчиков, стены адвокатской комнаты и, приблизившись к Дезету, шепнул одними губами: «Простите, я на самом деле, а не для проформы сочувствую вам. Будь время и хороший адвокат… А впрочем, все решено наверху. Руководство не хочет лишний раз раздражать вашего императора». Чиновник отвернулся, и, махнув рукой, вышел, жестко выпрямив затянутую в серый мундир спину.
…Стриж открыл глаза. Каленусия оставалась в прошлом, под крылом самолета медленно проплывали вершины западных гор, где-то южнее лежала невидимая сейчас долина Ахара.
Офицер преторианцев отследил взгляд Стрижа.
– Посмотри в последний раз на территории твоих дружков-каленусийцев. Ты их больше не увидишь. Впрочем, вопросы ностальгии для тебя скоро станут неактуальны.
Стриж пожал плечами:
– Они мне не друзья. Впрочем, надо отдать должное каленусийцам – они ради шкурных интересов сдают и разменивают чужих, а не своих.
Ошеломленный преторианец пару секунд переваривал оскорбление, а потом коротко, без замаха, ткнул Стрижа кулаком – прямо в залеченные в госпитале ребра. Дезет замер, пережидая, пока пройдет боль. «Со мною Нина, нельзя давать им повод избить меня на глазах у ребенка».
– Не нарывайся, сардар, – бросил преторианец, Стриж на этот раз промолчал.
Самолет заходил на посадку – роскошная зелень пригородов Порт-Иллири сливалась в один пушистый ковер. Изумрудная поверхность земли словно бы накренилась навстречу лайнеру. Квадраты апельсиновых и персиковых садов увеличивались в размерах, обрывки облаков уходили вверх, оставляя панораму кристально чистой.
Лайнер сел, упруго коснувшись полосы, пробежал положенное расстояние и замер, муравьями засуетились пассажиры. Дождавшись момента, когда рассеется толпа, к трапу самолета подвинулась приземистая машина. Стриж вышел из самолета, зажатый между массивными торсами охранников. Поле пахло керосином, смазкой и еще чем-то неопределимым.
– Кажется, дым отечества, – сказал Стриж, и преторианцы с удивлением уставились на арестанта:
– Вот, идиот.
Нина семенила рядом с отцом, зажав в кулачке угол наброшенного на его плечи плаща. Дезета заставили пригнуться и втолкнули в машину, подсадили ребенка следом.
– Поехали.
Стриж смотрел сквозь лобовое стекло, ловя последние моменты отпущенного ему времени. Он неожиданно для самого себя почувствовал искреннее волнение – Порт-Иллири обступил его, вызывая лавину воспоминаний.
