Но той осенью родители как будто бы привезли меня в какой-то другой «город». Папа остановил машину возле чужого дома. Потом мы зашли в чужой подъезд, поднялись на чужом лифте на пятый этаж вместо третьего и оказались в незнакомом тёмном коридоре. Я встревожился.
– Куда мы идём? – спросил я.
– Сюрприз! – ответили радовавшиеся и улыбавшиеся родители, не понимавшие тогда, сколь зловещими и пугающими мне видятся сейчас их улыбки.
Это конец, думал я. Всё, пиши пропало, родители нашли мне нового папу и новую маму и сейчас продадут меня им. На вырученные деньги они накупят чупа-чупсов и будут жить припеваючи, горя не зная. Наверное, я плохо себя вёл. Я не помнил, что конкретно сделал, но решил, что точно где-то крупно накосячил, раз жизнь моя повернулась таким боком. Бежать уже бессмысленно: мама держит мою левую руку, а папа – правую, и они меня не отпустят. «Всё, пиздец», – подумал бы я, если б знал тогда это слово.
Когда я собрался заплакать, и когда слёзы уже вызрели в моих глазах, а веки заболели, готовые выпустить наружу отчаянную истерику загнанного зверя, ведомого на заклание – тогда мы пришли в конец тёмного коридора. Папа открыл чужую дверь своим ключом, и прежде, чем я успел заныть, мама объявила:
– Ну вот, заходи! Это наша новая квартира теперь!
Мама смотрела на меня с высоты своего взрослого роста и жестом приглашала меня войти. Вероятно, она ожидала от меня той же радости, которую они с папой испытывали сами: перебраться из съёмной комнатки в коммуналке в собственную квартиру – это в мире взрослых круче, чем жвачка с переводкой. Но я с высоты своих прожитых лет их печалей да радостей пока ещё тупо не видел, поэтому прежде чем войти, я спросил:
– А где старая?
– Х-хаа-ха-ха! Я же говорил! – сказал папа, опять обрадовавшись хрен знает, чему.
– А старая – всё, мы из неё уехали, теперь там кто-то другой будет жить, – ответила мама, а потом добавила: – Но вещи-то мы все привезли и игрушки тоже, ты не переживай!
– Игрушки привезли? – переспросил я.
– Привезли, привезли, куда ж без них! Всё на своих местах. Пойдём, посмотрим?
Я искоса – всё ещё с недоверием – глянул на маму, после чего, наконец, сделал робкий и неуверенный шаг навстречу новому дому.
Новая квартира оказалась гораздо просторнее комнаты, в которой мы жили до этого. Здесь было удобно играть, прыгать и носиться. Не было лишней мебели, которая раньше только мешала, не было запрета на выход из комнаты в коридор, и можно было свободно перемещаться по всему жилому пространству. Раньше, когда папа был чем-то занят, он просил, чтобы я вёл себя тихо. Теперь же он сам мог уйти в другую комнату, и я мог продолжать играть на комфортной для меня громкости в большой комнате с телевизором.
После нескольких дней в новых стенах, я привык к новой обстановке, перестал скучать по старому жилью, и теперь воспринимал родительскую авантюру с переездом скорее благосклонно. Удручала меня только мысль о том, что осенью мне предстоит пойти в новый сад, где не будет ни Егора, ни Эли, ни прежних ребят, игрушек и игр, к которым я так привык. Мне даже было жаль, что я больше никогда не увижу тётю-леопарда. Идея нового сада долгое время не давала мне покоя, и я всё расспрашивал папу о том о сём, когда мы вечерами гуляли с ним по нашей новой улице.
– А мы к Егору сходим в гости?
– Не знаю, малыш. Вряд ли. Мы ж не знаем, где он живёт.
