Первой инстанцией против нашего утверждения о том, что мыслям нельзя приписать никакой самостоятельной ценности помимо фактов, являются общие понятия. Общие понятия суммируют несколько отдельных вещей, которые мы воспринимаем, в один класс. Существование таких общих понятий никто не отрицает. Но логики ошибаются, когда утверждают, что только классы, соответствующие общим понятиям, а не отдельные вещи, которые мы воспринимаем, могут быть определены.
Под определением мы понимаем совокупность идей, которые название вещи вызывает у человека, который ее знает. Не имеет значения, известна ли эта вещь, как и отдельные вещи, нескольким людям или, как и классы, многим. Мы должны различать естественные и искусственные классы. О последних мы можем составить мысленное представление; они являются species infimae [низшим видом классификации – wp] логиков. Общие понятия, соответствующие этим классам, содержат общие характеристики отдельных вещей, обобщенных в них ясно и определенно, подклассы же этих классов неясны и размыты. Поэтому они дают не больше, а меньше, чем представления об отдельных вещах. Искусственные классы обобщают несколько естественных классов на основе признака, общего для этих классов. Слово «животное» обозначает такой класс. Мы можем составить представление об отдельном животном, например, о ньюфаундленде, но не о животном вообще. Слово «животное» означает дышащее существо. Но мы не можем представить себе дыхание без какого-либо отдельного существа, которое дышит. Таким образом, общий термин «животное» отсылает нас к отдельным вещам, которые он охватывает, и именно в этом отнесении к отдельным вещам, а не в провозглашении атрибута, присущего им всем, заключается его действительная функция. Поэтому мы часто забываем об атрибуте, о котором сообщает нам имя, и произвольно распространяем его на классы, которые этим атрибутом не обладают. Именно так мы поступаем, например, с именем «животное». В любом случае, мы не можем представить себе общий признак без отдельных вещей, которые, как предполагается, обладают этим признаком, и только представляя себе эти отдельные вещи, образующие искусственный класс, общее понятие последнего приобретает для нас смысл. Несомненно, общие понятия, по крайней мере, искусственных классов, обязаны своим происхождением деятельности мышления, но они не имеют никакого значения вне фактов или опыта, который мы или другие имели. Мы называем эту деятельность мышления по отношению к фактам или опыту разумом.
Одним из продуктов этого разума, безусловно, является понятие вещи или субстанции. Шюте определяет вещь или субстанцию как сумму зрительных представлений, которые впервые возникают в нас при каждом восприятии вещи и сохраняются в течение этого восприятия. По его словам, понятие атрибута, входящего в понятие вещи, обозначает представление, которое мы имеем о вещи только при определенных обстоятельствах. Очевидно, что эти объяснения призваны указать нам на происхождение этих понятий. Но как бы ни объяснять эти понятия и их происхождение, они не могут быть использованы против нашего утверждения, что мыслям нельзя приписывать никакого значения помимо фактов. Для этого они вызывают слишком много возражений и слишком много трудностей.
Иначе обстоит дело с понятием причинно-следственной связи, которое также, несомненно, является продуктом разума. Это понятие, в частности, будет использовано как оружие против нашего утверждения, и, похоже, с полным основанием. Возможно, однако, нам не будут противоречить, если мы скажем
