Умозаключение о существовании или реальном существовании никогда не может быть доказательно определенным. Это не значит, что оно должно оставаться неопределенным; это означает лишь, что его определенность иного рода, чем определенность предложений об отношениях понятий. То, что Цезарь действительно жил, говорится в письме Юма, переданном Бёртоном, или то, что Сицилия существует даже для того, кто ее не посещал, – это утверждения, для которых у нас нет ни фактического доказательства, ни интуитивно понятной причины, но из этого не следует, что они сами по себе не являются истинными или определенными.
Существуют различные виды уверенности, и среди них есть такие, которые столь же удовлетворительны, хотя и не совсем обычны, как фактическое доказательство. Характерной чертой интуитивных и доказуемых истин является немыслимость их противоположности; всякая неистинная пропозиция здесь также непостижима. Но Юм еще не отличает то, что необходимо для мысли, от того, что наглядно необходимо; в обоих случаях противоположность невозможна; только в первом случае она одновременно противоречива. Все пропозиции, истинность которых не зависит от существования или реального бытия, все априорные пропозиции являются, согласно Юму, аналитическими; все синтетические пропозиции – эмпирическими.
Благодаря этому различению и сопоставлению концептуального познания и актуального, опыт становится проблемой.
«Научный интерес, – поясняет Юм, – представляет исследование природы уверенности, которая убеждает нас в реальном существовании и фактах, в той мере, в какой они выходят за пределы нынешнего свидетельства органов чувств и задачи нашей памяти».
Именно этот выход за пределы и есть опыт. – Исследование самого опыта, в той мере, в какой он считается знанием, – это именно та задача, которую поставил перед собой Юм. Его заслуга и место в истории философии в том, что он видел проблему в опыте, а не решение в обращении к нему.
Эмпиризм, философия опыта, стал критическим благодаря Юму. Юм – не просто критик чистого разума и метафизики; он также и прежде всего критик чистого опыта. Исследование принципа причинности также непосредственно связано с общим вопросом об эпистемологической ценности опыта; скорее, вопрос об этой ценности трансформируется, более конкретно превращается в вопрос о значении этого принципа.
Восприятие – это еще не опыт. Впечатления органов чувств постигаются непосредственно, и для этого нам не нужен опыт; это относится и к представлениям, хранящимся в нашей памяти. Даже наблюдение пространственных и временных отношений наших восприятий, наблюдение того, что вещи находятся в одно и то же время или следуют одна за другой, на самом деле не является опытом; оно тоже не выходит за пределы того, что непосредственно дано нашему сознанию.
Пока мы принимаем это положение и вместе с Юмом рассматриваем трудности, возникающие, когда мы связываем настоящее или запомненное восприятие с представлением о вещи, которая присутствует в ощущениях или в памяти и существование которой, следовательно, должно быть умозаключением. Это происходит всякий раз, когда мы относим различные восприятия во времени к одному и тому же объекту на основании их сходства, например, различные восприятия дома к одному и тому же дому, или относим восприятие, будь то восприятие органами чувств или памятью, к факту, который либо уже не существует, либо еще не существует, который либо предшествовал восприятию, либо последует за ним; одним словом, это происходит при каждом действительном познании.
