Если образ памяти характерно отличается от перцептивного содержания, то, с другой стороны, он, как правило, похож на него. Это видно уже из термина «образ памяти». Образ памяти звука – это образ услышанного звука.
Но именно это выражение «образ памяти» может привлечь наше внимание к другому важному различию между ними, которое еще не было установлено в предыдущем разделе и которое достаточно часто упускалось из виду. Когда мы называем одну вещь «образом» другой, когда мы ставим эти две вещи в отношения копии и оригинала, это не просто означает, что они похожи друг на друга. Если два человека похожи друг на друга, это не означает, что один из них является «образом» другого. Скорее, это выражение означает нечто большее, оно означает, что один объект имеет или должен иметь определенную функцию по отношению к другому, именно функцию изображения, воспроизведения, репрезентации. Фотография передо мной – это изображение человека, которого я знаю, то есть она представляет мне этого человека, дает мне его облик.
То же самое относится и к образу памяти. Образ памяти – это не только настоящее содержание сознания, которое имеет определенное сходство с прошлым, но оно имеет ту особенность, что в нем, с его помощью, мы вспоминаем именно то прошлое, осознаем его, что мы переживаем его, другими словами, как «образ», как представление прошлого. Если бы было иначе, мы не могли бы ничего знать о сходстве образа памяти с прежним содержанием, потому что прошлое содержание – это прошлое, мы не можем его вызвать и поставить рядом с образом памяти для сравнения. Оно присутствует для нашего сознания и может быть постигнуто только через образ памяти, т. е. через то, что образ памяти есть не только единичный, отдельно существующий факт сознания, но факт, который в то же время открывается нам как представитель, как представление, как образ того другого, более раннего. Это последняя, не поддающаяся дальнейшему прослеживанию или объяснению особенность всех образов памяти – мы не можем иметь образ памяти, не осознавая в то же время, что этот образ памяти означает прошлое. Используя известное выражение Гуссерля, мы можем говорить о непосредственно переживаемой интенции образа памяти. Корнелиус2, который особенно ярко подчеркивает эту особенность, называет образы памяти «естественными символами» и говорит об их «символической функции». Если бы факт этой символической функции не существовал для нашего сознания, мы бы не только ничего не знали о прошлом, но для нашего сознания вообще не существовало бы прошлого, было бы только настоящее; слово «прошлое» не имело бы для нас абсолютно никакого значения. По этой самой причине факт «символической функции» образов памяти не может быть прослежен или объяснен дальше; «объяснить» это означало бы прояснить, как образы памяти оказались в таком отношении к прошлому или как сознание прошлого могло быть связано с ними, но ответ на этот вопрос всегда предполагал бы существование какого-то сознания прошлого.
Благодаря посредничеству образа памяти я могу визуализировать нечто прошлое, то есть поместить его перед собой таким образом, чтобы я мог схватить его, узнать его, оценить его, как если бы он был непосредственно настоящим. Я хочу знать, был ли этот предмет больше или меньше, светлее или темнее другого, и я могу сравнить их в своей памяти. И это сравнение – сравнение, действительно проведенное перед лицом образа памяти, а не просто воспоминание о результате более раннего сравнения, проведенного перед самим объектом. Разумеется, мы можем узнать объект из воспоминания-образа и судить о нем по отношению к воспоминанию-образу лишь в той мере, в какой воспоминание-образ представляет, изображает, запечатлевает его; это обстоятельство особенно существенно в том отношении, что воспоминание-образ никогда не может иметь большей ясности, чем предшествующее перцептивное содержание.
