Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 7. Материализм. Часть 2 - страница 27
В настоящее время считается существенной характеристикой психических реальностей то, что они не могут рассматриваться и встречаться как протяженные в пространстве вещи так же, как тела. Мы можем взять это положение на вооружение и, дополнив его, развить в критерий рассматриваемого вопроса.
Все научные опыты над объектами внешнего мира, включая организм ближнего как объект физиологического исследования, связаны с опосредованной деятельностью органов чувств того, кто эти опыты и наблюдения производит. Соответственно, исследование процессов, происходящих в живом и чувствующем индивиде, подчиняется тем же условиям, что и исследование любой внешней реальности; и к нему также применимо положение, которое мы уже подчеркивали в самых разных выражениях: факты, которые оно распознает и открывает, доступны постольку, поскольку они представляют собой положение дел, независимое от меня и отдельное от моих проявлений. Поэтому, прежде всего, психическое, которое предполагается существующим в телах других людей, в принципе не более и не менее гипотетично, чем сами эти тела; в любом случае, они оба вечно недоступны моему непосредственному опыту. Предположим, однако, что схема, иногда предлагаемая Сеашором, была бы осуществима, согласно которой соответствующие клетки коры головного мозга разных людей, в которых происходят материальные коррелятивные процессы определенных психических переживаний, были бы непосредственно связаны друг с другом, так что была бы возможна прямая передача конечных эффектов входящего стимула, тогда казалось бы, что в такой телепатической коммуникации чужое чувство могло бы войти в мой собственный опыт. Однако, строго говоря, я переживаю не чужое состояние как таковое, а лишь состояние, полностью сходное с ним. Феноменологически неверно говорить, что дерево, которое мы видим, является общим эмпирическим проектом для большинства индивидов; ведь мы можем видеть только при посредничестве света, который создает изображение на нашей сетчатке в соответствии с оптическими законами, и это изображение на сетчатке, если не принимать во внимание дальнейшие модификации стимула, чтобы иметь предварительную схему, и есть воспринимаемая визуальная вещь. Однако ваше изображение на сетчатке может стать содержанием моего опыта только в тех же самых гипотетических условиях, что и ваше ощущение. Соответственно, физиологические исследования имеют свободу выбора конструктивных элементов, которые они используют для объяснения жизни и жизненных явлений. Если бы теперь можно было показать, что для выполнения этой цели достаточно предположить элементы и детерминанты, которые определяются как таковые только в физических или химических терминах, другими словами, если бы то, что мы считаем психической жизнью в телах других людей, также могло быть построено по законам и в зависимости от неорганической природы, тогда не было бы больше достаточных оснований противопоставлять психическое и материальные события как особый вид реальности. В том же смысле, в каком определенные химические процессы можно объективно обнаружить в коре головного мозга своего собрата, с ними связаны также чувства и мысли. Тогда мы получили бы право описывать одушевленное тело как реальность, существенными, если не единственными, детерминантами которой являются его физические и химические свойства. И я не знал бы, чем такое объяснение отличается от материализма. Ведь тот факт, что в данном случае именно физические и химические законы определяют психические процессы в организме, а не наоборот, не может быть проигнорирован ни идеалистическим, ни феноменологическим взглядом, который видит в явной телесности лишь скрытый психический аспект. С другой стороны, предположение о существовании явлений, которые также проявляют свойства, отличные от механических или пространственных, полностью совместимо со строго материалистической базовой концепцией, если только сохраняется четкое отнесение последних к материальным элементам, их связям или их проявлениям.