– Здравствуйте, Мария Сергеевна! Как вы поживаете?
– Спасибо, Антон. Куда вы пропали?
– Да вот… Нелегкая журналистская судьба опять забросила меня в Париж…
Мы посмеялись.
– Нет, серьезно. Закрутился. Вы же знаете, текучка. Вот, поручили мне журналистское расследование по дворцу.
– По какому дворцу?
– По президентскому.
– А он что, под Парижем?
– Под Питером. Мария Сергеевна, а вы что, газет не читаете?
– Антон Александрович, я и телевизор не смотрю. Вот сегодня случайно включила, и то потому лишь, что вас показывали…
– Ну, так я как раз и говорил про это расследование. Ну да ладно, я вам лучше нашу газетку принесу. У вас-то что новенького?
– Разбойника заканчиваю, – похвасталась я.
– Какого разбойника?
– Антон Александрович, – сказала я с укоризной, – вы что, газет не читаете?
Старосельцев усмехнулся:
– Открою вам секрет, Мария Сергеевна, те, кто пишут в газеты, обычно их не читают. Либо одно, либо другое.
– Но ваша-то газета про него писала. Это злодей, который грабил пункты обмена валюты. Бывший юрист, между прочим.
– А-а, что-то припоминаю…
– Эх вы! «Припоминаю…» Это же дело века!
– Мария Сергеевна, какое же это дело века? Ну ограбил несколько валютников, ну и что? Чего здесь особенного? Естественно, про это все уже забыли.
– Кроме потерпевших, – пробормотала я. Поболтав еще немного в таком же духе, мы договорились, что в субботу Старосельцев на своей «антилопе» отвезет меня в лагерь к Гошке. Распрощавшись с журналистом, я еще некоторое время щелкала пультом, благо некому было меня за это пожурить, а потом потащилась в свою одинокую постель. Вот парадокс: мне скучно и плохо без Сашки, а когда он здесь, я ловлю себя на мысли, что жду его ухода. Прав был Горчаков – мне так понравилось жить одной, что у Сашки не было шансов. Он все тянул, не решаясь со мной поговорить, и дождался, что я отвыкла от него. А я не мячик, забытый на дороге, за которым можно вернуться и подобрать в том же виде через час или через неделю. Или через год. Нельзя женщин без нужды оставлять одних надолго, только мужчины этого не понимают.
Дивным летним утром мы с Антоном мчались по Приморскому шоссе в лагерь к моей деточке. Машина рассекала прозрачный воздух, слева плескался залив, пахло песком и соснами, и как-то не верилось, что в этом кристальном мире существуют убийцы, насильники, тюрьмы и обвинительные заключения.
Конечно же, такой пейзаж требовал любви. Погруженная в свои мысли о том, что мужчины (перефразируя Зощенко) играют некоторую роль в нашей личной жизни, я пропустила мимо ушей добрую половину монолога журналиста Старосельцева про интриги вокруг президентского дворца. Пришлось прислушаться только тогда, когда Старосельцев настойчиво потребовал отклика.
– … Представляете? Откуда в бюджете такие деньги?
– Какие?
– Четыреста пятьдесят миллионов. Причем не рублей.
– А что, в бюджете нет таких денег?
– Мария Сергеевна! Вы что, с дуба рухнули? Четыреста пятьдесят миллионов баксов на дачу президента? Когда милиционерам нечем платить? Это называется «без порток, а в шляпе».
– Но должна же быть у президента дача? Чем он хуже простых сограждан?
– Но и совесть должна быть у президента. Нам в августе двести пятьдесят миллионов международного долга отдавать, а тут вдвое больше…
– Антон, – он говорил так проникновенно, что я заинтересовалась, – а что, эти деньги планируется взять из бюджета?
– Ха, в том-то весь и фокус. Президент запретил вносить эти расходы в бюджет.
