– После Питера был в Америке, – сказал Арсений. – В Вашингтоне. Хорошо там. По городскому парку олени бродят…
– Ты любишь природу?
– Не то чтобы как-то специально природу люблю, но гармонии иной раз хочется, да.
Потом он рассказал, как ходил на концерт в джаз-клуб в Джорджтауне, и что Джорджтаун отличается от других районов Вашингтона – куда более динамичный и молодой, и еще рассказал о музее Хиллвуд, в который не так-то просто попасть, надо заранее записываться.
– Почему? – спросила Майя.
Про музей ей было, конечно, интересно.
– Он небольшой, поэтому, наверное, – ответил Арсений. – Дом и парк. И весь дом русскими картинами, иконами увешан, портретами. Кубок огромный стоит, весь в бриллиантах, Александр Невский вроде бы из него пил перед Чудским озером, венчальная корона царицы, табакерки… Тяжелое ощущение.
– Тяжелое? – удивилась Майя.
– Ну да. Как представишь, что все это на вес большевики распродавали… Неприятно. Хотя все-таки не исчезло, и то хорошо. Могли бы просто переплавить все эти барские штучки, с них бы сталось. А так все выставлено, каждый может посмотреть.
Здравые слова, спокойный тон – это стало теперь такой редкостью, так малоожидаемо это было в общении с незнакомым или едва знакомым человеком, что вполне искупало внутреннюю холодность, которую Майя чувствовала в Арсении.
Стоило ей мысленно произнести это слово, «холодность», как тут же вспомнилось прикосновение его губ, и как ей показалось тогда, что он ел снег с оконного карниза… На фоне его нынешней сдержанной отстраненности такое будоражащее воспоминание было некстати. Майя поскорее отогнала его.
После десерта – крокембуша, из-за карамельных нитей похожего на новогоднюю елку, – выпили ликер на травах, он слегка ударил в голову, еще приятнее стало сидеть вот так над блестящей внизу рекой и разговаривать о красивых и отдаленных вещах.
Но диджестив – это самый очевидный знак окончания вечера, и странно делать вид, будто ты этого не понимаешь.
Майя достала айфон и сказала:
– Удобно, что такси теперь можно через приложение заказывать.
– Куда ты хочешь ехать? – спросил Арсений.
– Домой.
– Может быть, ко мне?
Что следует отвечать на этот вопрос – «ты в самом деле этого хочешь?»? Такой ответ казался Майе верхом пошлости. И потом, она и так видела, что он этого хочет. Впервые за весь вечер она почувствовала в нем желание. Не в разговорах о работе или о путешествиях проявилось его неравнодушие к ней, а вот в этом коротком вопросе и в том, как он смотрел на нее теперь.
– Ты на машине? – спросила Майя.
Ей хотелось сказать что-нибудь необязательное, и спокойным тоном. Ей было это необходимо.
– Такси вызову.
Она кивнула. Встала из-за стола. Вышла, оставив Арсения расплачиваться.
Зеркало в туалетной комнате было искусно состарено на венецианский манер и подсвечено двумя лампочками. От этого Майе показалось, что ее отражение будто из озера смотрит. И, может быть, по той же самой причине, из-за странноватого света, чуть больше волнения она видела в блеске своих глаз, чем чувствовала у себя внутри.
