Герой в преисподней: от мифа к Twin Peaks. Эссе - страница 4
Я пришел в один чум и очнулся. Оказывается, я лежу в своем собственном чуме. Около меня сидит отец и мать. После этого я стал полусумасшедшим, часто распевал различные заклинания и уезжал сам не зная куда, без всякой цели, один. Часто впадал в обморок, ночью во сне мучили меня духи. И вот на седьмом году от начала моей болезни я поехал на оленях сам не зная куда. И вот наяву, не во сне, встретился со мной человек и вложил мне через рот когда-то вырезанное сердце. Вот поэтому, должно быть, из-за того, что мое сердце варилось, закаливалось в течение нескольких лет, я могу распевать долго шаманские заклинания, не испытывая никакой усталости».
Частым следствием нисхождения героя архаического эпоса в царство смерти становилось его сочетание с чудесной супругой. Подобный мотив встречается и в шаманской традиции. Впервые на нем акцентировал внимание Л. Я. Штернберг: «Оказывается, что если шаман мужчина, то его дух-покровитель – ajami – обязательно женщина; и обратно, у женщины-шаманки ajami всегда – мужчина. С момента избрания, т. е. с того момента, как дух во сне объявляет будущему шаману о предстоящей ему миссии, между шаманом и его ajami устанавливаются настоящие супружеские отношения (разумеется, во сне). Если шаман отказывается исполнять супружеские обязанности… ajami принуждает его к этому, грозя в противном случае убить его». У чукчей чудесная жена шамана не только исполняла роль супруги, она – повелительница всех его духов-помощников. Алтайский (шорский) шаман говорил о своей невидимой небесной жене: «Без нее какой же я кам?» У селькупского шамана было два постоянных помощника – его жены, дочь водяного духа и дочь лесного духа. Когда селькупский шаман, путешествуя в иные миры, плыл по «реке мертвых», его лодкой правила сидящая на корме жена – дочь водяного. У энцев главными помощниками шамана считались его воображаемые жены – дочери различных небесных духов. Для сношений с ними шаман будто бы имел железный половой орган.
Шаман в поисках заблудшей души.
Мифологический мотив одиночества эпического героя может быть соотнесен с ритуальной отчужденностью шамана. Конечно же, шаман – не первый человек, но он единственный в своем роде человек, причастный иному миру, сакральной сфере мироздания. Он одинок и асоциален вследствие своего «избранничества», своего дара. На эту особенность жизни шамана обратил внимание еще И. А. Лопатин: «Личная жизнь гольдского шамана имеет мало радостей, а, напротив, чаще представляет лишения и страдания. Самая главная тяжелая сторона жизни шамана та, что ему приходится жить все время с сеонами. Этот симбиоз… представляет для шамана большую опасность. Сеоны – духи по преимуществу злые и коварные. При малейшей оплошности со стороны шамана они немедленно начинают своевольничать… Второй тяжелой стороной жизни шамана является то, что ему часто приходится совершать камлания с постоянным вступлением в каждом случае в экстаз. Эти нервные потрясения самым тяжелым образом отражаются на здоровье шамана… Третьей тяжелой стороной жизни шамана является то неприятное для него обстоятельство, что народ хотя и уважает, но более всего боится его как сожительствующего со страшными сеонами. Этот страх так велик, что шамана избегают, стараются не встречаться с ним, находиться от него подальше. В силу такой причины шаманы обречены на горькую долю одиночества. Они не могут встречаться с людьми запросто, не могут беззаботно веселиться и проводить время в дружеской, непринужденной беседе… Правда, они часто должны веселить слушателей песнями, сказками и всякого рода остроумными побасенками и шутками, но это составляет их искусство, их, так сказать ремесло; на самом же деле в душе такого шамана холодное одиночество не проходит и в эти минуты творчества».