Герр Вольф - страница 6



На всех столах стояли стаканы с чистейшим украинским медом, а с потолков свисали мухоловки. В коридоре и над крыльцом синели специальные лампы с током высокого напряжения, на которых живьем сгорали сотни особо зловредных насекомых.

Вот и в эту ночь над ставкой повисла мертвая тишина. В первый же день приезда фюрера на двадцать восемь постов заступили пятьдесят шесть патрулей. Охранная группа «Ост» регулярно очищала окрестности от неблагонадежных и подозрительных элементов: евреев и всех тех, кто противостоит или способен противостоять «новому порядку». «Вервольф» был со всех сторон наглухо оцеплен солдатами элитной части СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и зенитным дивизионом.

В радиусе пяти километров от центральной зоны развернулась зона безопасности, где жил обслуживающий персонал и где охрана могла открывать огонь на поражение по любому неопознанному объекту без предупреждения, будь то человек или животное.

Доступ к домику номер 11 согласно особому распоряжению начальника личной охраны фюрера Раттенхубера был открыт только персонам самого узкого, особо приближенного к Гитлеру круга.

Сразу же по прибытии «Кондор-200» был подготовлен к очередному вылету – в любое время, при любых обстоятельствах. Без членов экипажа ни один механик не имел права проникнуть в самолет. Все работы велись только в присутствии бортинженера. Если же он вынужден был отлучиться, все операции внутри «Кондора» мгновенно прекращались и объявлялся перекур.

Перед каждым вылетом Гитлера совершался испытательный полет продолжительностью не менее десяти минут. Специалисты считали, что такого времени вполне достаточно, чтобы подложенный в самолет взрывной механизм сработал.

На аэродроме в Калиновке два полка истребителей были готовы в любой момент надежно прикрыть ставку с воздуха. Но по странному стечению обстоятельств – русская авиация вела себя крайне пассивно и за все время существования «Вервольфа» не предприняла ни одной серьезной попытки прорваться к нему. Так что фюрер мог спать совершенно спокойно.

Итак, к двум часам ночи, распрощавшись с участниками «новоселья», Гитлер перебрался в свои апартаменты, состоящие из финского домика и бункера, и вместе с любимой овчаркой Блонди уютно расположился в гостиной напротив камина.

Многочасовое застолье перевозбудило его до крайности, и сейчас в гробовой тишине, изредка прерываемой сопением и ворчанием Блонди, Гитлер отчетливо слышал, как в перенапряженном мозгу детонируют не разорвавшиеся вовремя мысли, а душа – то неистово рвется наружу, то болезненно сжимается до физической точки.

Мало кто знал, что вождь Третьего рейха, окруживший себя ариеподобными эсэсовцами, с презрением относившийся к расово ущербным недочеловекам, сам был внешне и внутренне весьма ущербен. Специально пошитые галифе скрывали диспропорцию плеч и бедер, пренеприятная на вид щеточка усов – утиный нос, а знаменитая челка – узкий дегенеративный лоб.

Жестоко протравленные еще в Первую мировую во Фландрии легкие Гитлера, на рентгеновских снимках напоминали «ветки с ободранной корой». Его организм разрушался со скоростью разложения свежего трупа в сорокаградусный влажный зной.

Постоянные боли в желудке порой доводили его до неконтролируемых приступов ярости. Его мучила астма, у него отекали ноги, гнили зубы, катастрофически ухудшалось зрение.

Пациент «А» (так Гитлер проходил в медицинских картотеках) принимал до восьмидесяти двух лекарственных препаратов, по 100–150 таблеток в неделю! В моменты обострения болезней инъекции приходилось делать так часто, что личный лечащий врач Морелль буквально не отходил от него. Для поддержания морального духа он регулярно вводил ему первитин, хорошо известное в элитных частях СС средство, которое потомки назовут «наркотиком фюрера». В общем, спасал, как мог.