– А ты уже старая?
– Ну ты чего?! – она по-свойски ткнула его пальцем, и Гоша захихикал. – Какая же я старая? Мне еще двадцати лет нету. Просто я взрослая. А взрослые перестают расти.
– Это хорошо, – заявил он. – А то ты стала бы великаном! Таким огроменным! Как та тетя с фонариком…
– Так она была очень высокой?
Мальчик быстро закивал и начал выбираться из палатки:
– Пойдем играть. Мне надоело про нее говорить.
– Почему?
– Она злая!
– Это точно, – пробормотала Саша, выползая за ним следом. – Но мы ее найдем и накажем. А нечего быть такой злюкой!
* * *
Кажется, никогда в жизни мне еще не было так стыдно…
Пока мы с Артуром торчали в цирке, потом шептались с Гошей в детской палатке, Никиту увезла «Скорая». Он сам вызвал ее, когда градусник показал ровно сорок. Как же, наверное, страшно было увидеть такие цифры: одна вонзается под тяжелые веки заточенными вилами, другая петлей сдавливает шею.
Стоит мне представить задыхающегося, мокрого Никитку, совсем одного в пустом доме, как сама чувствую, что воздух густеет и не проникает в легкие, застревая где-то в трахее. От этого темнеет в глазах и закладывает уши, а внутри астматически хрипит и булькает… Как он сумел дозвониться, что-то объяснить оператору на «Скорой», слыша лишь тоскливый тонкий звон, расползающийся по темным комнатам? Гигантский невидимый комар зудел и зудел, вытягивая его силы… Хорошо хоть собак переселили в дом, Никите не было так одиноко.
Зато было страшно… До того, что он заставил себя встать и открыть медикам дверь. Вот только записку нацарапать уже не смог – она оказалась написана чужим почерком. Нам сухо сообщили, в какую больницу отвезут пациента, дальше действуйте сами… И они были правы, им не до того, чтобы выяснять номер, по которому я смогу позвонить. Они спасали моего Никиту.
– Поступил с двусторонней пневмонией тяжелой степени, – ответил мне хрипловатый женский голос. У нее тоже легкие не в порядке?
– А его можно увидеть? – взмолилась я.
– Девушка, вы на часы посмотрите, – от возмущения хрип усилился. – Десятый час вечера! Завтра звоните. Ивашину проводится интенсивная терапия. Я не думаю, что свидания будут разрешены.
Артур, метавшийся по комнате, как тигр по клетке, подскочил ко мне:
– Спроси: есть у них аппараты ИВЛ?
– Есть, – буркнула она, не заставив меня повторять. – Если доктор назначил, подключат. Пока состояние стабильное.
– Пока?!
Мой выкрик уткнулся в тишину – на том конце отбили звонок. Вместо вопроса прозвучал прощанием… Глядя на Артура, я растерянно повторила:
– Пока?
– В смысле, что потом начнется улучшение, – заверил он таким бодрым голосом, что стало очевидно, до чего ему не по себе.
А уж Логова паникером не назовешь… Да и мой эмоциональный порог был скорее повышен, и чтобы я начала паниковать, должно было случиться нечто просто ужасное. Я ведь даже к виду мертвецов попривыкла…
До этого дня Никита никого из нас не заставлял волноваться о себе. В темном царстве уголовного сыска он был солнечным зайчиком, который у всех вызывал улыбку. Даже Поливец относился к нему как к родному… Но я уже знала, каким Ивашин может быть сильным и сколько страсти таится в его совсем еще юном теле. Никита открыл, какие во мне скрыты тайны, и я до сих пор не устала удивляться себе самой. Даже не подозревала, что может шуметь в ушах и выскакивать сердце, когда человек просто закрывает дверь и делает шаг ко мне…
