Первым делом Гидеон откинула одеяло и потянулась за клинком. Половину тренировки Агламена каждый раз тратила только на то, чтобы убедить Гидеон взяться за рапиру вместо двуручника. Дошло до того, что Гидеон ложилась спать, сжимая рукоять, чтобы к ней привыкнуть. Она сразу же нащупала записку.
«Ни с кем не разговаривай».
– Как будто мне хочется с кем-то разговаривать, – вслух сказала она и продолжила чтение.
– Харроу! – бессильно заорала Гидеон и обхлопала свои карманы. Кольца не было. Как можно было так ошибиться? Быть такой дурой, чтобы подпустить Харрохак Нонагесимус к себе, когда ты уязвима? Наверняка она заминировала порог. И ведь ей даже дела не было до кольца. Просто она всегда так себя вела: считала любые вещи Гидеон своими. Гидеон попыталась успокоить себя мыслью, что Харроу, выходит, хотя бы нет рядом. Кого другого это бы действительно успокоило.
Потом она скинула рясу и вылезла из штанов и рубашки, которые промокли от горячего пота. Открывая одну дверь за другой, она нашла самую большую ванную в своей жизни. По ней можно было ходить. Раскинув руки, она не дотянулась до стен из скользкого камня. Целые бороздчатые камни светились, как тлеющие угли, а разбитые были тусклыми. Может, вся эта затея с рыцарством не такая и ужасная? Пол покрывала мраморная плитка всего с парой пятен черной плесени. В чаше с кранами Гидеон опознала раковину только потому, что читала много комиксов. А вот что делать с огромным – с человека размером – углублением в полу, она так и не поняла. Ультразвуковые очистители со странными насадками поблескивали по обеим сторонам прямоугольной камеры.
Гидеон дернула за рычаг рядом с краном. Из насадки полилась вода, Гидеон заорала и отпрыгнула, а потом сообразила, как ее выключить. Наткнулась взглядом на неопрятный комок мыла рядом с раковиной (в Девятом доме мыло варили из человеческого жира. Нет, спасибо) и тюбик антибактериального геля. Решила воспользоваться звуковой очисткой, а гелем стереть краску с лица. Чистая, в свежей одежде и рясе из очистителя, она почувствовала себя гораздо лучше. И тут заметила еще одну записку, всунутую в автоматическую дверь.
Еще одна записка ждала на коробке с красками, которую какой-то скелет осторожно поставил на наименее сомнительный буфет.
«Не пытайся меня найти. Я работаю. Не поднимай головы и не лезь в неприятности. Повторно отдаю приказ, запрещающий тебе разговаривать».
Под этой запиской лежала еще одна.
«Ни с кем не разговаривать! Ни с живыми, ни с мертвыми!»
И еще одна в коробке.
– Как твои родители обрадовались смерти, наверное, – вслух произнесла Гидеон.
В ванной она повозила по лицу холодным тампоном с алебастром. Монашеская краска легла бледными сероватыми пятнами, а глаза, губы и щеки пришлось намазать черным. Гидеон успокоила себя, посмотрев в треснувшее зеркало: скалящийся череп с неожиданно рыжими волосами и парочкой прыщей. Вынула из кармана рясы солнечные очки, довершившие образ (если ей хотелось выглядеть ужасно и отвратительно, конечно).
Немного расслабившись, чувствуя вес рапиры на поясе, рыцарь Девятого дома шла по обветшалым коридорам дома Ханаанского. Было приятно тихо. В отдалении слышались шаги, смазанный рев кулеров, постукивание костяных ног по рваным коврам, которое ни с чем не перепутать. Скоро Гидеон вышла во вчерашний атриум, а оттуда пошла по запаху.
