Гиллеспи и я - страница 35

В июле, когда школа Сибил закрылась на лето, а ее преподаватели, сестры Уокиншоу, уехали в ежегодное путешествие во Флоренцию, проблемы усугубились. Сидя дома с утра до вечера, девочка принялась пакостить с новой силой. Не прошло и недели, как на стенах квартиры стали появляться грубо нацарапанные рисунки. Однажды утром Энни обнаружила в ботиночках Роуз горсть булавок из коробки для шитья: к счастью, малышка еще не умела обуваться сама, иначе она бы непременно поранилась.

На следующий день, явившись с очередным визитом к сыну, Элспет заметила на улице несколько закрытых тюбиков краски. Рассудив, что они принадлежат Неду, она собрала тюбики и взяла с собой. По ее словам, краски были рассыпаны на тротуаре у дома, как будто кто-то в припадке ярости вышвырнул их в окно гостиной. Я как раз присутствовала, когда Энни посадила Сибил на табурет у пианино, требуя объяснений. В ответ на обвинения девочка только сузила глаза. Не скрою, от ее жуткой гримасы мне стало не по себе. Сибил втянула голову в плечи, сжала челюсти и посмотрела на бедную мать с такой злобой, что я не на шутку рассердилась.

– Прошу тебя, милая, скажи правду, – умоляла Энни. – Расскажи мне все без утайки. Ты выбросила краски из окна?

Сибил отпиралась изо всех сил, краснея от злости, и бросилась на пол с душераздирающим воплем.

Спустя несколько дней настенные рисунки начали меняться. Поначалу это были обычные детские каракули, однако со временем они становились все более зловещими. Мелки могла взять любая из девочек, однако все указывало на Сибил – ведь она была главной проказницей в доме, да и Роуз еще толком не умела рисовать. Помнится, однажды Энни пошла за чем-то в кухню и вдруг громко ахнула. Вернувшись в гостиную, она призналась, что увидела на стене нечто ужасное. Должно быть, она немедленно все стерла: через минуту я относила чашки в раковину и заметила только влажное пятно на штукатурке. Оставалось только гадать, что там было.

Ближе к концу месяца во время очередного сеанса позирования я все же увидела один такой рисунок. Несколько дней было сыро и прохладно, и мы, растопив камин, уютно устроились в гостиной. Нед трудился у себя в мастерской над «Восточным дворцом» в надежде вовремя предоставить полотно конкурсному комитету. Работа над моим портретом успешно продвигалась: Энни как раз принялась за сложные складки на моей юбке. Перейдя на масляные краски, она стала сосредоточеннее и увереннее в себе, но при этом выглядела изможденной, наверное, из-за Сибил. День выдался унылый и пасмурный. Помню, что мы только что вернулись к работе после перерыва, и Энни мерила шагами комнату, посматривая на меня и проверяя, красиво ли лежит юбка. Внезапно выглянуло солнце, в гостиную пробился луч света. Энни вытирала кисть и вдруг застыла с искаженным лицом, глядя поверх моей головы, в угол у окна. Она определенно была очень встревожена.

Я обернулась, чтобы узнать, что же привлекло ее внимание, но Энни торопливо проскочила мимо моего стула и, присев на корточки у плинтуса, стала тереть стену подолом платья.

– Что там? – спросила я.

– Ничего, – резко ответила Энни. – Просто пятно на стене.

«Пятно», как она его назвала, было нацарапано черной и красной пастелью. Видимо, чтобы не шокировать меня, Энни попыталась его загородить, но я успела мельком заглянуть ей через плечо. То, что я увидела, можно назвать одним словом – непристойность. Примитивный рисунок, размером с небольшой кабачок, был выполнен уверенной, но явно детской рукой. Я похолодела от мысли, что столь непристойное изображение принадлежит маленькой девочке.