– Я… мы не… мы ничего не делали… запрещенного… – у меня наконец получилось выдавить хоть что-нибудь.
Декан хмыкнул.
– Серьезно? И поэтому Ерохина сейчас крепко спит в сидячем положении, несмотря на то, что я говорю в полный голос в двух метрах от нее. Рассказывай, Сафронова – чем обдолбалась твоя лучшая подруга? Чистосердечное признание, знаешь ли, творит чудеса.
– Да ничем она не обдолбалась! – прижав руки к груди, я вскочила, показывая ему телефон, к которому тянулся провод от наушников, надетых на Ренату. – Мы просто… просто… пытаемся ее научить английскому… под гипнозом! Она загипнотизированная сейчас, понимаете? Поэтому вас не слыши…
Не дав мне договорить, он вдруг расхохотался – громким, издевательским смехом.
– Слушай, я тут недавно в Филадельфии был – там таких загипнотизированных целая улица. Кенсингтон называется – может, слышала. А если серьезно, ты эти сказочки про гипноз будешь на суде рассказывать, а мне эту лапшу вешать на уши не надо, Сафронова. Гипноз у них… За такой «гипноз» у нас пять лет колонии общего режима дают, если ты не в курсе.
– Да вот же… Послушайте! – выдрав из телефона провод от наушника, я тыкнула в остановившуюся запись и подняла дивайс перед деканом.
«Donation – пожертвование…» – монотонно забубнило из динамика. – «Donate – пожертвовать…»
– Верите теперь? – я старалась сильно не торжествовать, чтобы не бесить его – известно, что ничего так не злит мужчину сильнее, чем торжествующая женщина, доказавшая свою правоту.
Однако, он и не думал злиться. Вместо этого улыбнулся, сцепил руки перед собой на столе, придвинулся ближе и низким, проникновенным голосом ответил.
– А я и не отрицаю, что вы можете пытаться изучать английский под гипнозом. С вас, колхозниц, станется – верить во всю эту бредятину про подсознание и иностранные языки… Только вот, Сафронова, так уж получилось, что мне доподлинно известно – без принятых внутрь психотропных веществ, большая часть которых на территории Российской Федерации запрещена законом, гипноз… или то, что вы называете гипнозом… не работает. Невозможно впасть в настолько глубокий сон, чтобы не проснуться от этого… – резко вскинув руки, он вдруг хлопнул в ладоши – так громко, что у меня в ушах зазвенело.
И, несмотря на это, Рената даже не пошелохнулась. Если принять во внимание слова декана, со стороны всё выглядело, действительно, не очень.
Внезапно ослабев, я опустила руку с телефоном, несколько секунд просто тупо пялясь на него и пытаясь сообразить, как выключить не прекращающий бубнить словарь. То есть получается, что даже если я доказала, что мы просто занимаемся английским… я всё равно попала? Но за что? За то, что декан не верит в гипноз без запрещенных веществ?! За то, что у меня, похоже, действительно, есть способности погружать людей в глубокий транс?
– Но как же вы можете так… огульно обвинять меня? – ошеломленно пролепетала. – У вас же нет никаких доказательств… Это же всё проверяется… ни один суд не поверит в ваши слова без доказательств…
– Вот и пусть проверяют, – с готовностью закивал он. – А я тебя пока от учебы отстраню – как подозреваемую. Ну и вещдоки суду предоставлю… вот эти.
И, оглядев стол, принялся собирать в почтовый мешок разложенные по столу причиндалы для гипноза – ароматическую свечу, предварительно ее задув, подушку, часы на подвеске, таблетки валерьяны, которые мы приготовили на всякий случай…
