АНЯ И НОВАЯ ПОДРУГА НЭНСИ. АПРЕЛЬ 1997
Аня развалилась на сидушке на подоконнике в своей комнате на двадцать четвертом этаже общаги «Рифа» Резидент-Холл. Солнце вот-вот покажется над Восточной рекой, и тогда далекая луковка церквушки в Бруклине на другом берегу залива вспыхнет яркой зеленью, а сизые облака над простором Лонг-Айленда окрасятся алым. Внизу под окном гидросамолеты еще покачиваются на поплавках у причала, и спят вертолеты, обернувшись лопастями, на крошечном пирсе в створе Тридцать четвертой улицы.
Уже месяц в лабе, и Эрик, кажется, так и ждет, когда оступлюсь, все время крутится рядом. И в ответ на мой «хай» буркнет нос и назад к компу. Вот Джон, наоборот, пробегая по коридору мимо лаборатории, на дню по десять раз «хай» кричит. Зачем? Ведь виделись утром. Но главное, мне пора самой эксперименты начинать, а шеф молчит. И шуток моих никто здесь не понимает. Ну, это, может, и к лучшему. И как ступить, сказать? Эй, кто-нибудь, появись, проясни!
В комнату постучали.
Странно, почему стучат, а не позвонили снизу?
Аня, слезая с подоконника, запуталась в простыне, и пока добралась до двери и открыла: три неподъёмные коробки уже перекрыли выход, а в конце коридора черный парень в коричневой форме вкатывал тележку в лифт. Аня хотела окликнуть его, но осеклась: разбужу всех. Двери лифта схлопнулись, и гонец исчез. Аня тронула верхнюю посылку:
Номер комнаты мой, но адресат «Нэнси Барр». Ладно, потом спрошу у консьержа.
Вечером из лобби позвонили: Аня, к вам мисс Барр, прежняя жиличка. Вскоре в открытую дверь заглянула полненькая девушка, с таким размазанным лицом, словно проплакала весь день. Волосы кое-как стянуты в хвост, и у глаз гусиные лапки уже просвечивают на прозрачной коже. Она взглянула, как обожглась, на коробки, и выдохнула, увидев на подоконнике свою подушку.
– Ты Аня? А вон там моя церковь, – показала на прозелень луковки на другом берегу залива.
– Мне иногда кажется, слышу ее колокол. Хотя здесь много церквей.
– Прости, что тебе это прислали, не успела адрес обновить, месяц как переехала в дом напротив.
– И как ты потащишь такую тяжесть?
В глазах Нэнси набухли слезы, она задрала голову, – вкатить их обратно, усмехнулась на свою детскую глупость, и заговорила, как в омут головой.
– Три коробки одежды… три… все, что осталось от безумного брака… по любви… полгода как развелись… нервы ни к черту… защита через месяц.
Аня помедлила и неуклюже приобняла ее.
– Хочешь, в мусорку выбросим? Или сожжем?
– Хочу. Но наш пастор собирает одежду бедным прихожанам. И вообще, эти наряды дорогие, из моей прошлой замужней жизни
– А давай по пирожному? У меня шаром покати, а есть хочется.
Аня подошла и распахнула стенной шкаф взять сумку – заметила удивленный взгляд Нэнси, и по-клоунски махнула рукой, прозвенела рядком пустых вешалок, поправила единственную блузку.
– Ну да, пока стипендию не платили. Ничего, блузка в жару быстро сохнет.
В кафе внизу, получив на каждую по «Bella Señorina» от толстяка в фартуке, они набивали рты тирамису и наперебой откровенничали, как случайные попутчицы – так и стали родными случайными попутчицами на всю короткую жизнь Нэнси. Аня будет горевать о лучшей подруге позже, через несколько лет, а сейчас – впервые на арене – клоунесса Аня кривлялась от души: так дурачатся с близкими, не боясь осуждения. Изображала Эрика: руки по швам, скрипит, медленно ковыряясь в словах: тележка …для перевозки… баллонов… цепью… закреплять… нарушение… техника безопасности…
